Все
послушно, лишь я один - с ненавистью и надеждой вырваться отсюда.
Второй рабочий день с самого начала был тяжелее вчерашнего.
Машка-мадамка выполнила свою угрозу - транспортер катился быстрее, чем
вчера, но, правда, разницу в скорости до какой-то степени съедали
частые поломки и остановки транспортера. Выросло число недобитых
гусениц - мужикам у занавески пришлось потрудиться до седьмого пота. Я
помню, как один ползун оказался страшно живучим, он очнулся, когда
Жирный уже хотел подхватить его, чтобы кинуть на тележку. Тут-то он
подпрыгнул и решил убежать. Мужики чуть с хохоту не померли, пока
Жирный его добивал - он за ним с дубиной, а гусеница под транспортер!
Второй мужик тоже под транспортер!
Но добили в конце концов. Все-таки двое разумных на одну тварь,
лишенную разума.
Через час или около того я начал выдыхаться, и, как назло,
транспортер больше не ломался - руки онемели от тяжелой ноши... И тут
вошли два спонсора.
Когда вошли спонсоры, я от усталости сразу и не сообразил, что это
именно спонсоры. Я только удивился: откуда здесь взялись две огромные
туши, которым приходится нагибаться, чтобы пройти в высокую и широкую
подвальную дверь. Оба спонсора были в их цивильной одежде, но в
колпачках с поднятыми гребнями - значит, они при исполнении
обязанностей.
Вряд ли кто в подвале кроме меня понимал все эти условные знаки и
обычаи спонсоров - мне же сам Бог велел это знать, а то спутаешь гостя
с инспектором лояльности - выпорют обязательно. Я еще щенком, мне лет
десять было, полез на колени к одному спонсору, который был при
исполнении, - до сих пор помню, как он наподдал мне! А когда я
заплакал, мне еще добавил сам господин Яйблочко...
Спонсоры были при исполнении. Машка-мадамка это понимала - шла на
шаг сзади и готова была ответить на любой вопрос. Она была бледней
обычного, руки чуть дрожали.
Они остановились в дверях. Впереди - два спонсора в позе внимания и
презрения, на шаг сзади - Машка-мадамка, еще позади - Лысый и
надсмотрщик Хенрик. Мужики с дубинками стали по стойке смирно, ели
глазами высоких гостей. Какого черта они сюда приперлись - проверить,
не жестоки ли мы к гусеницам?
Резиновая занавеска дернулась, и транспортер, придя в движение,
вывез из-за нее груду дохлых гусениц.
Первый спонсор завопил на плохом русском языке:
- Он живой, он есть живой! Бей его!
В его голосе звучал ужас - словно гусеница могла броситься на него.
Одна из гусениц на транспортере дернулась - практически она была
уже дохлой, она бы и без дополнительного удара сдохла. Но мужики с
дубинками так перепугались, что принялись колотить с двух сторон эту
гусеницу, превращая ее в месиво.
- Идиот, - громко сказал по-русски второй спонсор.
Спонсоры всегда говорили с людьми по-русски. Это объяснялось не
только их глубоким убеждением, что мы, аборигены, не способны к
языкам, но и соображениями безопасности. |