А уже на следующий день я увидела фото отца Коренька в городской газете. Какой то научный фонд награждал его денежной премией «в поддержку молодых дарований». Заметка была совсем крохотной, а фото размытым, но я сразу же поняла: это он. Просто на десять лет старше.

Я закрыла газету, скомкала в мячик, забросила в урну. Но через пару минут, передумав, выудила обратно. Кое как разгладила бумагу, вырезала ножницами заметку. Что говорить, та уже выглядела как мусор.

– И что с того? – спросила я себя.

– Да ничего, – ответила я себе, пожимая плечами. – Папаша Коренька получил премию. Радостный день, вот и все.

Я сложила заметку пополам и спрятала ее в шкатулку с кусочком плаценты сына.

7

О Профессоре я думала всякий раз, когда на глаза попадались простые числа. А уж они то, разумеется, попадались мне сплошь и рядом: на ценниках в супермаркете, на табличках с номерами домов, в расписаниях автобусов на остановках, в отметках за успеваемость Коренька. И на первый взгляд исправно несли свою службу в общем числовом ряду. Но оставались при этом простыми , и теперь я понимала, в чем их тайное назначение.

Хотя, конечно, распознать их с первого взгляда я могла не всегда. Благодаря Профессору я теперь знала навскидку все простые числа до ста. Просто чуяла их – нутром, безо всяких подсчетов. А вот трехзначные числа уже приходилось делить в уме, чтобы не ошибиться. Иногда числа, казавшиеся составными, оказывались простыми; а иногда у вроде бы очевидно  простого числа вдруг обнаруживался делитель.

Подражая Профессору, я стала носить в кармане фартука карандаш и блокнот. И теперь могла быстро подсчитать все, что нужно, в любую минуту. Например, однажды на кухне у супругов аудиторов я драила холодильник и на обратной стороны дверцы заметила серийный номер: 2311. Что и говорить, выглядело это число интригующе. Я тут же достала блокнот, сдвинула в сторону тряпку с ведром и принялась за работу. Ни на три, ни на семь, ни на одиннадцать оно делиться не хотело, каждый раз оставалась лишняя единичка. Тогда я попробовала тринадцать, затем семнадцать, за ним и девятнадцать, но все без толку. При этом само число начало искусно хитрить: как только я думала, что заветный делитель нашелся, тот снова и снова ускользал от меня, но вместо прощания распахивал передо мною все больший обзор для поиска. Фокусы, свойственные простым числам.

И как только я доказала самой себе, что 2311 – простое число, я спрятала карандаш с блокнотом обратно в фартук и продолжила мыть холодильник с удвоенным рвением. Шутка ли – серийным номером этому холодильнику служило простое число! Стало быть, агрегат это страшно важный и бескомпромиссный, не желающий делиться ни с кем, кроме единицы и себя самого…

Чуть позже, надраивая полы в аудиторском офисе, я наткнулась на 341. Это был порядковый номер выписки из банковского счета – документа, который я нашла под столом.

Простое число?? Тряпка в моих пальцах застыла. Бумажка, похоже, провалялась под столом очень долго и поросла густой пылью, но порядковый номер в заглавии документа не утратил своей весомости. А ведь у такого числа все шансы, чтобы затесаться к Профессору в любимчики, подумала я.

Все сотрудники к тому часу уже разошлись, и в пустом полутемном офисе я приступила к проверке. А поскольку никакого, даже самого приблизительного способа нахождения простых чисел я пока не придумала, действовать приходилось интуитивно – или, проще говоря, методом тыка. Лишь однажды Профессор показывал мне метод Эратосфена, который работал кем то вроде директора в Александрийской библиотеке. Но это было так сложно, что я ничего не запомнила. А поскольку Профессор и сам подчеркивал важность интуиции при обращении с числами, то и моих примитивных попыток он, надеюсь, не осмеял бы.

Увы, 341 оказалось числом не простым: 341 ÷ 11 = 31.