– Эллиот улыбнулся матери. – Он ворчал на маму, что она приготовит. Он пилил папу за то, что у него все время не идет игра 'Девятки'. Он ворчал на меня за то, что я не делаю что – то странное, например, не цитирую Кафку или не показываю фокусы с зеленой фасолью. Для человека, который никогда добровольно не убирался в собственной спальне, такое дотошное поведение было примечательным.
Моя улыбка широко расплывается по лицу; легкомысленная, влюбленная линия разлома.
– И с тех пор он был таким же внимательным, верным и преданным каждый день. Четыре года я наблюдал, как ты влюбляешься все сильнее. Сказать, что Эльза хорошо подходит Андреасу, значит преуменьшить. Очевидно, она любит мясные головы. – Смех. – И, видимо, мы ей тоже очень понравились.
Эллиот поднимает свой бокал, тепло улыбаясь своему брату и новой невестке. – Элс, добро пожаловать в нашу семью. Я не могу обещать, что она будет спокойной, но я могу обещать, что ты никогда не будешь так любима, как когда вернешься к нам домой.
Раздаются аплодисменты, звенят бокалы. Эллиот наклоняется, чтобы обнять их обоих, а затем возвращается на свое место рядом со мной.
Под столом он берет меня за руку. Его рука дрожит.
– Это было потрясающе, – говорю я ему.
Он наклоняется и улыбается, откусывая свободной рукой кусочек лосося. – Да?
Я наклоняюсь и прижимаюсь губами к его. Они теплые и немного шершавые, как мягкая наждачная бумага. Это все, что я могу сделать, чтобы не обнажить зубы и не укусить его за малейший кусочек. – Да.
Когда мои губы отрываются от его губ, на них остаются двойные лепестки помады. Я тянусь вверх, неохотно размазывая ее большим пальцем. Мне вроде как понравилось. Эллиот продолжает есть, улыбаясь мне, пока я вожусь с ним, и никогда в жизни я не чувствовала себя такой блаженной.
Ощущение пузырчатое, как от выпитой рюмки – то, как она согревает путь от горла до желудка. Но здесь все кажется теплым. Я притягиваю его руку к себе поближе, к себе на колени, высоко на бедро. Он останавливается с вилкой на пути ко рту, посылая мне лукавую улыбку, но затем берет кусочек и жует, наклоняясь влево, чтобы прислушаться, когда Андреас стучит его по плечу.
Начинается музыка для первого танца, и Андреас с Элзой встают, выходят в центр зала, танцуют соло всего несколько тактов, прежде чем диджей вызывает всех. А потом выходят мисс Дина и мистер Ник, а затем и родители Элзы. Эллиот смотрит на меня, приподняв бровь в явном вопросе… и вот мы начинаем.
Он ведет меня к месту в центре танцпола, обхватывая меня рукой за талию, пока я не оказываюсь прямо напротив него: грудь к груди, живот к животу, бедра к бедрам.
Мы раскачиваемся. Мы даже не танцуем. Но наша близость воспламеняет мое тело, и я чувствую, что и его тоже. Прямо напротив меня, он наполовину тверд, его поза демонстрирует голод, который он испытывает.
Я тоже хочу быть ближе. С одной рукой, зажатой в его руке, другая на его плече, скользит по шее, затем – медленно – в его волосы. Эллиот прижимает наши соединенные руки к груди и наклоняется, прижимаясь щекой к моей.
– Я люблю тебя, – говорит он. – Мне жаль, что я не могу справиться с реакцией моего тела на тебя.
– Все в порядке. – Я отсчитываю пятнадцать ударов сердца, прежде чем добавить: – Я тоже тебя люблю.
Он реагирует на это крошечной заминкой в дыхании, легкой дрожью в плечах – он впервые слышит, как я говорю это.
– Правда?
Моя щека трется о его щеку, когда я киваю. – Всегда любила. Ты знаешь это.
Его губы настолько близко к моему уху, что касаются раковины, когда он спрашивает: – Тогда почему ты меня бросила?
– Мне было больно, – говорю я ему. – А потом я сломалась.
Теперь он реагирует. |