Его голос был едва слышен. – Звучит идеально.

– Так и было, – согласилась я, теперь уже более мягко, погрузившись в воспоминания. – Мама тоже любила книги. Каждый подарок был книгой, или дневником, или классными ручками, или бумагой. И она читала все. Например, каждую книгу, которую я видела на столах в книжном магазине, она уже прочитала.

– Похоже, мне бы очень понравилась твоя мама.

– Все ее любили, – сказала я ему. – У нее не было большой семьи – ее родители тоже умерли, когда она была маленькой, – но я клянусь, все, кого она встречала, считали ее своей.

И все они теперь барахтались без нее как рыба в воде, не зная, что делать для нас, не зная, как ориентироваться в тихой замкнутости отца.

– Она работала? – спросил Эллиот.

– Она была покупателем в 'Букс Инк.'.

– Вау. Правда? – Он был впечатлен тем, что она была частью такой крупной розничной компании в районе залива, но внутри я знала, что она устала от этого. Она всегда хотела иметь свой собственный магазин. Только когда она начала болеть, они с папой смогли себе это позволить. – Поэтому твой папа строит этот дом для тебя?

Я покачала головой, но эта мысль даже не пришла мне в голову, пока он не сказал это. – Я не знаю.

– Может быть, он хотел, чтобы у тебя было место, где ты могла бы чувствовать себя ближе к ней.

Я все еще качала головой. Папа знал, что я не могу думать о маме больше. И он также не пытался помочь мне думать о ней меньше. Это бы не помогло. Так же, как задержка дыхания не изменит потребность организма в кислороде.

И как будто я сказала это вслух, он спросил: – Но ты думаешь о ней больше, когда находишься здесь?

Конечно, подумала я, но проигнорировала его, вместо этого теребя край одеяла, свисающего с боковой стороны мягкого кресла. Я думаю о ней везде. Она везде, в каждом моменте, и в то же время ее нет ни в одном моменте. Она пропускает все мои моменты, и я не знаю, кому это тяжелее: мне, выживающей здесь без нее, или ей, существующей без меня, где бы она ни была.

– Мейси?

– Что?

– Ты думаешь о ней здесь? Поэтому ты любишь эту комнату?

– Я люблю эту комнату, потому что я люблю читать.

И потому что, когда я нахожу книгу, которая заставляет меня потерять себя на час, а может и больше, я забываю.

И потому что мой папа думает о маме каждый раз, когда покупает мне книгу.

И потому что ты здесь, и с тобой я чувствую себя в тысячу раз менее одинокой.

– Но…

– Пожалуйста, прекрати. – Я зажмурила глаза, чувствуя, как потеют ладони, как колотится сердце, как желудок сворачивается в узел вокруг себя, и все чувства, которые иногда казались слишком большими для моего тела.

– Ты когда – нибудь плачешь о ней?

– Ты шутишь? – Я задохнулась, и его глаза расширились, но он не отступил.

– Просто сейчас Рождество, – тихо сказал он. – И когда моя мама пекла печенье, я понял, насколько это знакомо. Наверное, для тебя это странно, вот и все.

– Да.

Он наклонился, пытаясь заставить меня посмотреть на него. – Я просто хочу, чтобы ты знала, что можешь поговорить со мной.

– Мне не нужно об этом говорить.

Он сел, наблюдая за мной еще несколько вдохов молчания, а затем вернулся к своей книге.

Сейчас: Среда, октябрь 4

Я покидаю теплый уют постели и шаркаю на кухню, целуя макушку головы, покрытую коричневыми локонами. Шон уже должен знать, что мы не можем быть хитрыми по утрам: Фиби все равно всегда встает раньше нас.

Фиби – ребенок – мечта. Ей шесть лет, она умная, ласковая и буйная, что немного говорит мне о ее маме, потому что ее папа – сдержанный человек.