Багажник тоже захлопнулся. Эллиот рывком отдернул руку.

Медленно я села, застегивая лифчик и стягивая рубашку.

Папины ключи встали в замок, и он вошел, оглядев нас в гостиной. Я была там, где он меня оставил. Эллиот стоял на другом конце дивана, засунув руки глубоко в карманы.

– Привет, папа, – сказала я.

Он остановился, держа в руках продукты. – Все в порядке?

Эллиот кивнул. – Я просто ждал, пока ты вернешься, чтобы отправиться домой.

Я подняла на него глаза и усмехнулась. – Это было мило.

– Спасибо, Эллиот, – сказал папа, улыбаясь ему. – Ты можешь присоединиться к нам за ужином.

Папа вошел на кухню, а я посмотрела вниз на ширинку Эллиота с почти навязчивой потребностью почувствовать его под джинсами.

Он низко наклонился, так что мне пришлось заглянуть ему в лицо. – Я вижу, куда ты смотришь, – прошептал он. – Ты – проблема.

Я потянулась, целуя его. – Скоро, – тихо сказала я в ответ.

Сейчас: Воскресенье, 31 декабря

Территория поместья Мадрона составляет более восьми акров, и, клянусь, мы обошли каждый из них. Два часа мы прогуливались, перекидывались парой слов, болтали о пустяках: о наших любимых деликатесах, о позднем увлечении оливками Кастельветрано, о книгах, которые мы любили и ненавидели, о политических страхах и надеждах, о местах отдыха наших мечтаний.

И все равно, последний Новый год, когда мы знали друг друга, ощущается как кусок радиоактивного метеорита в банке на моей ладони. Я чувствую это каждую секунду. Я делаю все возможное, чтобы не открывать ее позже.

Послеполуденное солнце скрывается за деревьями, и на землю опускается прохлада. Автомобильные шины хрустят на гравийной подъездной дорожке вдалеке, заманивая нас обратно на большую лужайку, украшенную цветочными гирляндами и усеянную тепловыми лампами, коктейльными столиками и официантами, разносящими закуски перед церемонией.

– Мне нужно подняться наверх, чтобы подготовиться. Ты в порядке?

Я киваю, и Эллиот наклоняется, прижимаясь к моему лицу, целует меня в лоб, а затем в щеку, кажется, из инстинкта. Он не успевает осознать, что сделал, как отстраняется, улыбаясь мне. Ни разу по дороге в дом, чтобы встретиться с женихами, он не обернулся, широко раскрыв глаза от осознания того, что он только что поцеловал меня так, как делал это много раз, когда был моим.

Когда он уходит, я оглядываюсь вокруг, понимая, что никого здесь не знаю. Вся семья Петропулосов находится внутри, и хотя я видела кузенов, тетушек и дядюшек время от времени, я не знаю никого из них достаточно хорошо, чтобы просто подойти и завязать разговор.

Может быть, поэтому твой круг общения так мал, – раздается у меня над ухом голос Сабрины.

Маленький круг – это качественный круг, – фыркаю я в ответ, протягивая руку за креветкой, обернутой беконом, когда она проносится мимо меня на подносе.

Я подношу ее ко рту, когда рука обхватывает мой локоть. Повернувшись от удивления, я говорю: – Ой, извините! – и начинаю передавать закуску обратно, пока не понимаю, что это всего лишь Алекс, и я только что уронила креветку ей в руку.

Она смотрит на нее, потом на меня, затем пожимает плечами и засовывает ее в рот. – Пойдем со мной, – бормочет она, откусывая кусочек. – Мы сидим впереди.

– Что? – говорю я, сопротивляясь, когда она тянет меня вперед. – Нет, я…

– Не спорь, – говорит она, шагая вперед. – У меня строгие инструкции от мамы: ты – семья.

У меня перехватывает в горле – клубок ватных эмоций застрял там. Натянув на плечи свою накидку, я следую за ней к месту на стороне жениха, в самом первом ряду.