Она смочила платок принесенной Пеппе водой
и промыла им лоб Франческо, на который падали черные спутанные волосы.
– Смотри, он истекает кровью, Пеппе. Камзол весь промок, а кровь все идет и идет. Святая Дева! – она увидела рану в плече и побледнела от ужаса.
– Он может умереть от нее, а он так молод, Пеппино.
Франческо шевельнулся, легкий стон сорвался с его губ. Он поднял отяжелевшие веки, и взгляды их встретились. А рука девушки продолжала обтирать
влажным платком его лоб.
– Ангел красоты! – мечтательно прошептал граф, еще не понимая, на земле он или уже на небесах. Затем, придя в себя и осознав, что она делает,
торопливо добавил. – Ангел доброты!
Девушка не нашлась с ответом, хотя графу было достаточно и румянца, затеплившегося на ее щечках: она только только покинула стены монастыря и
еще не привыкла к галантностям кавалеров.
– Вы страдаете? – наконец спросила она.
– Страдаю? – в голосе слышалось недоумение. – Страдаю? Когда моя голова на такой чудесной подушке, а ухаживает за мной небесный ангел?
– О Господи! Как же проворен он на язык, – подал голос Пеппино.
– А ты еще здесь, мессер шут? – чуть повернул голову Франческо. – А где Фанфулла? Его нет? Да, да, вспоминаю: он пошел в Аскуаспарте с монахом,
– и оперся на локоть.
– Вам нельзя двигаться, – обеспокоилась девушка.
– Нельзя, но иначе я не могу, – и, вновь подняв на нее глаза, Франческо спросил, как ее зовут.
Ответила она с готовностью.
– Я Валентина делла Ровере, племянница Гвидобальдо из Урбино.
Брови Франческо взлетели вверх.
– Наяву ли происходит все это со мной или я попал в сказку, где принцессы ухаживают за странствующими рыцарями?
– Вы – рыцарь? – и в глазах ее появилось изумление, ибо и за стены монастыря просачивались волнующие истории об этих благородных воинах.
– По крайней мере, ваш рыцарь, мадонна, и на веки веков ваш покорный слуга, если вы одарите меня такой честью.
От столь смелых слов и взгляда Валентина зарделась, отвела глаза. Но ни в коей мере не возмутилась. В речи Франческо она не услышала наглости.
Говорил он лишь то, что, по ее разумению, и мог сказать поверженный рыцарь даме, облегчающей его страдания.
– А как ваше имя, мессер? – после паузы спросила девушка.
В глазах его мелькнула тревога, он кинул острый взгляд на шута, который лишь улыбался.
– Меня зовут… Франческо, – и тут же сменил тему, предваряя ее дальнейшие расспросы. – Но скажите мне, мадонна, как вышло, что вы, знатная дама,
оказались в лесу, сопровождаемая лишь этим жалким подобием мужчины? – и он мотнул головой в сторону осклабившегося Пеппе.
– Мои люди неподалеку. Мы остановились здесь на ночь. Я держу путь ко двору моего дяди из монастыря святой Софьи, и охраняют меня мессер Ромео
Гонзага и двадцать кавалеристов. Как видите, защита у меня надежная и без Пеппе и фра Доминико, моего духовника.
– Так вы младшая племянница его светлости, правителя Урбино?
– Нет, нет, мессер Франческо, старшая, – поправила она его.
Тут лицо графа потемнело.
– Так, значит, вас прочили в жены Джан Марии? – воскликнул он.
Шут тут же навострил уши, а глаза девушки изумленно раскрылись.
– Что вы сказали? – переспросила она.
– Да так, ничего, – он тяжело вздохнул, и тут же средь деревьев послышался мужской голос.
– Мадонна! Мадонна Валентина!
Франческо и девушка обернулись на зов и увидели выходящего на поляну роскошно одетого мужчину. Серый, украшенный золотыми пластинками камзол,
под ним расшитая золотом безрукавка, берет в тон камзолу с пером, крепящимся пряжкой, сверкающей драгоценными камнями, золотая рукоять меча. |