– Какое девичье, если звонил мужик?!

– Не мужик, а бабай, – оторвавшись от ухи, которую он черпал ложкой размеренно, как гребное колесо, попытался успокоить Караваева Эмма. – Это же воображаемое существо, Михаландреич. В славянской мифологии – ночной дух, которым родители запугивали непослушных детей. Нам на семинаре по традиционному фольклору рассказывали…

– Отличник ты наш! Образцовый студент! – восхитилась я, пока сбитый с толку Караваев собирался с мыслями, и поспешила утащить друга в сторонку: – Петя, пойдем возьмем себе еды.

Мы отошли к шведскому столу и, неторопливо наполняя тарелки, двинулись вдоль пышущих жаром мармитниц, попутно беседуя:

– Так что сказал наш ночной дух, он же воображаемое существо?

– Бабай-то? Личность подружки Афанасьева установлена. Простейшим способом, между прочим: Виктор успел выложить пару их общих фоток в соцсети, отметив барышню. – Петрик положил себе брокколи на пару, маринованный кабачок, печеный баклажан, вяленый помидор, желтый болгарский перец. Помолчав в задумчивости, он перетасовал овощи в своей тарелке, чтобы легли красиво – четкой радугой, и продолжил делиться со мной полученной от Бабая информацией: – Ее звали Марина Панфилова, тридцать лет, бухгалтер, и она замужняя была, между прочим!

– Подружка Афанасьева? Да ладно! А ее муж?

– Видимо, объелся груш, потому что живет себе по месту прописки – в городе Коврове, даже не знаю, где это.

– Высокие отношения, – пробормотала я, вылавливая из бульона аппетитный кусочек баранины на косточке. – Так, получается, подружке действительно не было никакой корысти отправлять Афанасьева на тот свет. Будучи замужем, она никак не могла бракосочетаться еще раз и претендовать на наследство нашего знакомого фабриканта.

– Выходит, что так. – Петрик положил себе кусочек ростбифа и красиво украсил его свежей зеленью. – Получается, они и впрямь погибли совершенно случайно.

– Значит, надо выбросить эту историю из головы, – решила я.

– Одной загадкой меньше, – согласился дружище.

После обеда мы вернулись в свое королевское жилище и предались послеполуденному отдыху, организовав его кто как – в меру своей фантазии. Или собственной испорченности, тут уж как посмотреть.

Ровно в шестнадцать часов крепкие ноготочки поскреблись в мою дверь, и голос дарлинга игриво возвестил:

– Встаем, друзья и товарищи! В пионерском лагере «Солнышко» объявляется подъем! Артур зовет всех на полдник!

– Я – пас. – Караваев подскочил, торопливо оделся, нашарил на прикроватной тумбочке смартфон. – Мне нужно успеть созвониться и переговорить с партнерами в Японии, пока у них не объявлен ночной отбой. Ты не обидишься, если я оставлю тебя до ужина?

– Буду очень расстроена, но потерплю, – вздохнула я.

Караваев не понял, что это был вздох облегчения: ведь мне не пришлось придумывать, как отделаться от любимого на час-другой, чтобы на пару с Петриком Ватсоном заняться детективным делом Киры.

Чебуречная в поселке всего одна, и это, наверное, к лучшему. Судя по тому, что называется она «Друг человека», можно предположить, что в начинку идут не только те четвероногие, которые копытные, а лично я люблю собак и кошек. Причем не в жареном виде.

– Мы же не собираемся там есть? – Петрик, тоже гуманист, застопорился у двери, не желая входить под приветственный баннер «Чебурек человеку друг!».

– Дождемся Киру – и уйдем, – пообещала я.

Мы взяли по стакану холодного сока и сели на ближайшую лавочку у парапета набережной – спинами к морю, потому что солнце над ним уже опустилось так, что било прямо в глаза.