— Обо мне?

— Я сказал ему, что ты красива и очень фотогенична.

— Я? — воскликнула пораженная Алият.

— Ну да, ты!

Алият нервно рассмеялась.

— Но как же так… Я ведь ничего не умею…

— А Марзук? Разве он умел играть?

— Я не актриса. И ты забыл про моего отца.

— Он, конечно, будет против. Но его я беру на себя. Думаю, мне удастся его уговорить.

— Он гораздо упрямее, чем тебе кажется. Но главное препятствие не в нем. Все дело во мне самой.

— Давай попробуем, а уж тогда будем решать, что делать дальше…

— Ты серьезно?

— Он готов устроить пробные съемки.

— Почему ты так заботишься обо мне?

— Ну скажем, я не хочу, чтобы твоя жизнь исчерпывалась тем, что ты ешь, пьешь и спишь! — засмеялся Хусни.

Этот смех успокоил Алият.

— Я думал, ты обрадуешься, — продолжал Хусни. — Жизнь учит нас не терять надежды даже в самые трудные минуты.

Они выпили. Алият задумалась. Хусни отошел от бара к телевизору. Она открыла глаза, посмотрела на Хусни.

— Ты что-то сказал?

— Тоска рождает мудрость!

— А улицы затемнены.

— Ты ничего не способна понять!

— Будущее слишком туманно.

— В наше время надо дорожить каждой спокойной минутой!

— Сколько разного говорят!

— Даже если Каир будет разбомблен, он возродится.

— Мой бедный брат!

— Моего племянника должны были призвать в армию, но его мать, богатая вдова, небо и землю перевернула и добилась-таки, что его освободили от воинской повинности на том основании, что он эмигрирует в Канаду.

— Как это ей удалось?

Хусни только усмехнулся.

— Ну уж это ты сама сообрази! Но я вот что хотел сказать: неделю назад он погиб в автомобильной катастрофе!

Алият только грустно вздохнула, и Хусни добавил:

— Ну разве это не смешно?

— Неужели мы совсем лишены мужества?

— Те, кто бывали на передовых позициях, говорят, что боевой дух солдат необыкновенно высок! Зато в тылу неразберихи и паники хоть отбавляй. А вспомни о федаинах! Это ведь подлинное чудо эпохи!

Их разговор прервал звонок. Хусни прислушался.

— Это, наверно, Ахмед Радван. Пожалуйста, возьми себя в руки и успокойся.

XXVIII

У Надер был последний съемочный день. Марзук не был занят на студии. Съемки закончились около девяти часов вечера. Все поздравляли друг друга с завершением работы над фильмом, пили. Ахмед Радван раздал деньги статистам и пригласил Надер выпить с ним чашку чаю в буфете.

За чаем Надер размышляла о будущем. По-видимому, у Ахмеда ей больше не сниматься. На студии открыто говорили, что он подыскивает ей замену. Конечно, при ее популярности Надер нечего опасаться. И все-таки у нее на душе кошки скребли. Слишком хорошо она знала повадки своего бывшего благодетеля.

— О чем задумалась? — спросил режиссер.

— Как нам остаться друзьями, — ответила Надер откровенно.

— Дружба любви не заменит! — сухо сказал режиссер.

— Будь справедлив ко мне!

— Значит, ты действительно выходишь замуж?

— Я же тебе сказала.

— Но в свое время ты говорила, будто и я тебе небезразличен!

— Зачем ворошить прошлое? Своим успехом я обязана тебе, твоим заботам и бесконечно тебе благодарна.