Я все равно у родителей, но комнату оплатила».
«Ну да, давай твоих соседей еще допеку!»
«Знаешь, я не уверена, что мои соседи вообще существуют. Я их почти никогда не встречаю. Так что никаких проблем. Если надумаешь, приезжай».
Мне казалось, это глупая идея, но, услышав из коридора очередные крики Паши и Кати, я поменяла мнение. Может, не так уж и плохо поехать к девушке, которая когда то мне нравилась. Это же в прошлом.
«Твое предложение в силе? Я бы заказала на завтра пропуск».
«Да, конечно. Я тоже приеду, чтобы устроить экскурсию и отдать ключи. И проверить, живы ли соседи!»
Мы договорились, что я приеду ближе к вечеру. Я заранее заказала пропуск и собрала немногочисленные вещи в рюкзак. Странно, когда вся жизнь помещается в одну сумку: ноутбук, провода, немного одежды, книга и всякие гигиенические принадлежности в маленьких туристических баночках и тюбиках. Собиралась отдохнуть неделю в Италии, а застряла в Москве на неопределенный срок. Вот оно, умение планировать.
До Оли я доехала на такси без каких либо проверок по дороге. Весь путь от окраины к центру я смотрела на вымершую серую Москву с изредка встречающимися на улицах жителями. Точно такой же столицу я видела пару лет назад первого января, когда ехала с друзьями в сторону Минска. Теперь, вероятно, каждый карантинный день напоминает утро после новогодней ночи. Тяжелая похмельная пустота.
Оля открыла дверь, дождалась, пока я сниму пальто, и развела руки, готовясь к объятиям. Я спросила, не боится ли она вируса, но Оля покачала головой. Мы обнялись. Это был первый человек в Москве, который так близко подошел ко мне, – с Катей и Пашей мы негласно старались держать дистанцию. Хотя не думаю, что в этом был виноват исключительно ковид.
Оля повзрослела за те полтора года, что я ее не видела. Возможно, на облик повлияла новая прическа – теперь она носила каре и осветлила волосы, в общем, превратилась из подростка в женщину, которая выглядит на свой возраст – почти 30. Ей это шло.
Дома было тихо, будто в пятикомнатной квартире Оля обитала одна. Она приготовила пасту с вялеными томатами и разлила по бокалам белое вино. В этот момент я поняла, что не пила с поездки в Венецию.
Мы взяли посуду и переместились с кухни в ее комнату. Помещение можно было вписать в каталог скандинавского дизайна – небольшое, но удобно обустроенное пространство, в которое вплетаются милые детали вроде веточек, ракушек, сухоцветов и камушков. На синих стенах красовались белые надписи мелом – цитаты из разных песен. Некоторые я даже узнала. Судя по всему, их оставили разные люди. Олиным почерком была нанесена только одна фраза: «Ври, что умрешь, не увидев моря». Впервые за месяц локдауна мне стало тепло и спокойно. Возможно, надо было раньше с кем то встретиться. Или выйти из дома. Или, в конце концов, выпить.
Мы говорили не о коронавирусе или делах по дому, а о любимых городах и музыкальных группах. В этом чувствовалась тоска по отмененным концертам и путешествиям. Оля вспоминала, как полгода назад ездила с друзьями по Северному Кавказу – от Кабардино Балкарии до Дагестана. А я попыталась объяснить, что́ забыла в Венеции в разгар эпидемии. Мне казалось, это повод для зависти – я застала город без туристов. Таким же его видел Бродский каждую зиму. Но мне повезло еще больше, если во время эпидемии вообще можно говорить о везении. Бродский приезжал в Венецию, когда она была промозглой, холодной и в тумане, а мне город открылся наполненный солнцем. Я показала фотографии пустых площадей и безлюдных набережных. Оля восхитилась. Она никогда не выезжала за пределы России, а я, наоборот, прожила почти всю жизнь в Москве и почти что не видела родной страны. Последние полтора года я провела в Тбилиси, иногда выезжая в Европу.
В ходе экспресс курса по географии я заметила, что над кроватью Оля протянула веревку, на которой прищепками закрепила открытки. |