Оперлась локтем о столик, повернулась к зеркалу чуть боком, прищурила глаза. Что ж - недурна, интересна и даже, пожалуй, загадочна.
- Квартира доктора Лилейко, - послышался в трубке женский голос. - Кого вам угодно?
Курильщица немножко растерялась - почему-то была уверена, что подойдет непременно Петя, однако тут же выругала себя. Какая глупая! Разумеется, он живет не один. Там и родители, и прислуга, и еще, возможно, какие-нибудь братья и сестры. Получалось, что, в сущности, она знает о нем совсем немного: что он студент, пишет стихи, замечательно говорит о красоте трагической смерти. И еще что целуется он гораздо лучше, чем Костя Левониди, бывший будущий жених, решительно отставленный за скучную положительность и приземленность.
- Это знакомая Петра Теренциевича, - пролепетала Коломбина самым тривиальным манером. - Некто Миронова.
Через минуту в трубке зазвучал знакомый баритон с обворожительной московской растяжкой:
- Хелло? Это госпожа Миронова? Помощница профессора Зимина?
К этому моменту обитательница шикарного нумера уже взяла себя в руки. Пустив в раструб аппарата струйку сизого дыма, прошептала:
- Это я, Коломбина.
- Кто-кто? - удивился Петя. - Так вы не госпожа Миронова с кафедры римского права? Пришлось пояснить непонятливому:
- Помнишь беседку над Ангарой? Помнишь, как ты называл меня "Коломбиной"? - И сразу после этого отлично встала дорожная заготовка. - Это я. Как сибирский снег на голову. Приехала к тебе. Делай со мной, что хочешь. Знаешь отель "Элизиум"? - После звучного слова она сделала паузу. - Приезжай. Жду.
Проняло! Петя часто задышал и стал говорить гулко - вероятно, прикрыл трубку ладонью.
- Машенька, то есть Коломбина, я ужасно рад, что вы приехали... - Они и в самом деле были в Иркутске на "вы", но сейчас это обращение показалось искательнице приключений неуместным, даже оскорбительным. - Действительно, как снег... Нет, то есть это просто замечательно! Только прибыть к вам сейчас я никак не смогу. У меня завтра переэкзаменовка. Да и поздно, маменька пристанет с расспросами...
И дальше залепетал что-то уж совсем жалкое о проваленном экзамене и честном слове, данном отцу.
Отражение в зеркале захлопало светлыми ресницами, уголки губ поползли книзу. Кто бы мог подумать, что коварный соблазнитель Арлекин перед любовной эскападой должен отпрашиваться у маменьки. Да и зря потраченных пятнадцати рублей было ужасно жалко.
- Зачем вы в Москву? - прошептал Петя. - Неужто специально для того, чтобы свидеться со мной?
Она рассмеялась - получилось очень хорошо, с хрипотцой. Надо полагать, из-за папиросы. Чтобы не слишком заносился, сказала загадочно:
- Встреча с тобой - не более чем прелюдия к иной Встрече. Ты меня понимаешь?
И продекламировала из Петиного же стихотворения:
Жизнь прожить, как звенящую строчку.
Не колеблясь, поставить в ней точку.
Тогда, в беседке, прежняя, еще глупенькая Маша со счастливой улыбкой прошептала (теперь стыдно вспомнить): "Это, верно, и есть счастье". Московский гость снисходительно улыбнулся: "Счастье, Машенька, это совсем другое. Счастье - не мимолетное мгновение, а вечность. Не запятая, а точка". И прочел стихотворение про строчку и точку. Маша вспыхнула, рывком высвободилась из его объятий и встала на самый край обрыва, под которым вздыхала темная вода. "Хочешь, поставлю точку прямо сейчас? - воскликнула она. - Думаешь, испугаюсь?"
- Вы... Ты это серьезно? - прозвучало в трубке совсем уж тихо. - Не думай, я не забыл...
- Еще бы не серьезно, - усмехнулась она, заинтригованная особенной интонацией, прозвучавшей в Петином голосе.
- Одно к одному... - зашептал Петя непонятное. - Как раз и вакансия... Рок. Судьба... Эх, была не была... Вот что... Давайте, то есть давай встретимся завтра, в четверть девятого... Да, именно в четверть. |