— Рентген надо сделать, Иван Денисович, — деловито сказала медсестра.

— Может, и так, может, и так… — доктор задумчиво разглядывал посиневшее место. — Думаю, рентген в этом случае будет бессилен, как и вся медицина в целом… Не волнуйтесь, товарищ милиционер, это шутка. Злобный медицинский юмор, так сказать. Уверен, обойдемся без ампутации… Я осмотрю, не возражаете?

— Ради бога, доктор, делайте что хотите, — пробормотал Павел. — Только лучше не прикасаться…

— Руками не смотрят, верно? — Якушев подмигнул, демонстративно закатал рукава. — Увы, молодой человек, но именно этого я вам пообещать не могу, придется потерпеть…

Он мягко ощупал конечность, нахмурился. Поначалу это было терпимо. В какой-то момент боль усилилась, затем пронзила так, словно копьем проткнули! Павел взвыл, медсестра схватила его за здоровую руку.

— Ах ты, батюшки… Жалко-то как его, Иван Денисович…

— А вы возьмите над ним шефство, Клара Георгиевна, — посоветовал доктор. — Мужчина видный, думаю, неженатый, трудится на передовом участке борьбы с преступностью… Вывих у вас, уважаемый, — резюмировал Якушев. — Самый банальный и скучный вывих. Плечевая кость вышла из плечевой сумки — отсюда воспаление и яркие болевые ощущения. Махнем рукой, товарищ Болдин? Со временем станет легче, но прошлая жизнь уже не вернется. Или согласны потерпеть несколько мгновений? Будет больно, я бы даже сказал, очень больно, куда больнее, чем было минуту назад. В общем, выбирайте.

Выбора не оставалось. Боль прошила, перехватило дыхание. Он бы многое сейчас сказал, но слова застряли в горле. Только кашлял, извивался. «Коварный» доктор насмешливо наблюдал за его ужимками. Боль отпускала, становилось легче. Якушев украдкой кивнул медсестре: можно отпускать. Ощупал руку — прикосновения уже не доставляли страданий.

— Все кончено, доктор? — прохрипел Болдин. — Операция прошла успешно?

— Да, вы живы, — согласно кивнул врач. — Все позади, рука на месте. Поболит и перестанет. Поменьше резких движений. В 1945 году со мной случилось то же самое, — доктор засмеялся. — В мае входили в Прагу, я был тогда молодым лейтенантом. Пехота передвигалась на броне. Решил покрасоваться перед молодыми чешками, лихо так спрыгнул, колесом прошел… В общем, та же история. Выл от боли, девчонки смеялись, одна отвела меня к тамошнему «земскому» доктору. Так дернул, зараза, чуть очередь в него из ППШ не выпустил… Потом извинялся, благодарил. Солдаты смеялись. Что бы не повеселиться над молодым лейтенантом?

— Воевали, Иван Денисович? — Павел облегченно выдохнул. Самочувствие улучшалось.

— Говорю же, совсем недолго, молодой еще был. В январе 1945-го выпустился с ускоренных офицерских курсов — и сразу в действующую армию. Война уже к концу подходила, убить не успели… Клара Георгиевна, будьте любезны, наложите пациенту повязку. Пусть попьет пару дней обезболивающее. И давайте без геройства, товарищ Болдин, а то неугомонный вы какой-то, право слово. Скажите Константину Юрьевичу, что сегодня его ждут в шесть вечера в процедурном кабинете, пусть не опаздывает. А то он не самый, мягко говоря, дисциплинированный пациент. Всего доброго, уважаемый. Мавр, как говорится, сделал свое дело… — доктор посмотрел на часы.

— Спасибо вам, Иван Денисович… — но тот лишь отмахнулся, удаляясь по коридору.