Изменить размер шрифта - +
В общем, все убийства взаимосвязаны, — сообщил Короленко неутешительное известие. — Константина Юрьевича ударили тем же стилетом, который фигурировал и в остальных эпизодах. Ударили два раза — поразив почку и печень. Последний удар был не просто удар, а с разрывом внутренних тканей. То есть клинок не сразу извлекли, а еще и протащили по внутренностям. Константин Юрьевич умер почти мгновенно от сильного внутреннего кровотечения. Вот так-то… Держите, — эксперт кинул на стол свернутый трубочкой отчет и удалился.

Молчание становилось невыносимым. Абсурдность происходящего поражала.

— А ведь он с самого утра был каким-то задумчивым, — вспомнил Чайкин. — Вы уехали Бугаева брать, а он просто в мумию превратился. И хоть бы слово из себя выдавил. Потом в шкафу ковырялся, какие-то старые дела ворошил…

Пронзительно задребезжал телефон. Все вздрогнули. Чекалин не спешил брать трубку, смотрел на нее, как на гранату с выдернутой чекой.

— Да возьми ты наконец, — резко бросил Максимов.

Чекалин взял.

— Да, Верунчик, это я, говори… — он слушал, и по мере услышанного лицо его приобретало землистый цвет.

Повесил трубку, несколько секунд сидел с закрытыми глазами:

— Это моя звонила… Надежда Микульчина скончалась в кардиологическом отделении от обширного инфаркта… Врачи не смогли запустить сердце… Оно и без того было нездоровым, ей рекомендовали поменьше волноваться… Хорошо, что сестра у Микульчина есть, пацан в детский дом не поедет…

Последняя новость просто убила. Что за сволочь орудует в этом городке?

Подавленно молчали, перебирали какие-то вещи, перекладывали бумаги. Чайкин принялся сморкаться, вытирал нос, а заодно и глаза.

— Не расходитесь, — сказал Павел. — Я скоро вернусь.

Он вернулся через двадцать минут с двумя сетками. Продавщица в продмаге через дорогу вникла в непростую житейскую ситуацию. Да и не было ей резона ссориться с милицией. Павел выставил на стол завернутые в оберточную бумагу две бутылки водки, половинку черного хлеба, сыр, палку колбасы производства смоленского мясокомбината, две банки сайры. Больше ничего и не требовалось.

«Хорошо, что на свидание сегодня не идти», — мелькнула мысль. Как чувствовал.

Посуду нашли в шкафу за стопками с рабочими бумагами. Не из горла же пить. Выпили, не чокаясь.

— За упокой души, — прошептал Максимов. Возражений не поступило — бога нет, но традиции есть.

Тут же выпили по второй, немного расслабились, порозовели щеки. Сосредоточенно принялись жевать, стараясь не выглядеть беглецами с голодного мыса — весь день маковой росинки во рту не было. Снова закурили — теперь уже в охотку.

— То есть дельных соображений ни у кого нет, — констатировал Чекалин. — Я правильно понимаю? Нет возражений, что это убийство — не случайное?

— Вывод один, — сказал Болдин. — Константин Юрьевич представлял для кого-то угрозу. Это даже не обсуждается. Что, а главное — когда он мог узнать? Получил сведения, которыми не захотел делиться, пока все не проверит сам? Случилось озарение, пришел к некому выводу? Звонил, скорее всего, не тот человек, которого он подозревал, иначе Константин Юрьевич принял бы меры. В общем, темный лес, в котором надо разбираться… Пока понятно одно — его заманили в малолюдный сквер, где и расправились. Микульчин купился несмотря на ум и опыт. Нужно искать человека, с которым он встречался.

— Да искали уже, — отмахнулся Максимов. — Там вокруг ни торговых точек, ни киосков «Союзпечати», откуда могли что-то видеть.

Быстрый переход