Но больше всех нажился сам дерптский епископ. Нажился настолько, что не стал отменять никаких из введенных в честь выздоровления московского царя послаблений, и даже летописцы псковские и ливонские отметили в своих трудах, что в священнике словно проснулся предприимчивый купец. И хотя правитель западного берега Чудского озера по-прежнему вынашивал замыслы нападения на Русь и даже засылал в сопредельные земли своих лазутчиков, но сил у него явно не хватало и последние годы ужасы войны не касались окрестных мест.

    -  Думаю, нам пора, - мужчина поднялся, с тоской посмотрел на свои вымокшие одежды. - Инга, как ты могла? Что я теперь надену?

    -  Повесь на кусты и иди ко мне, - девушка, перекатившись с боку на бок, ушла на глубину больше, чем по колено и, раскинув руки, заколыхалась на поверхности. - За полчаса ничего не изменится, а тряпье все высохнет. Жара-то какая!

    -  Мы не успеем, Инга. У нас сегодня служба в Пале.

    -  Служба? - девушка опустила ноги на дно, поднялась во весь рост. - С чего это тебя так беспокоят службы христианскому богу, демон?

    -  Мне нравится слушать твой голос, - мужчина, развесив штаны и сорочку на гибких ветвях орешника, повернулся к ней. - Это истинное чудо, с которым и вовсе нечего сравнить.

    -  Так в чем же дело? - Инга набрала полную грудь воздуха, вскинула лицо к небу:

    Солнце свет, ярким светом,

    Над Москвою и вокруг.

    Почему же, люди летом,

    Отправляются на юг…

    Мощные голос гулко отразился от поверхности воды, заставил всколыхнуться листву деревьев, выпугнул в небо стаи птиц, а на озерный простор - несколько утиных выводков, таившихся в камышах. Хотя, конечно, это были не те звуки, которые возникают под высокими сводами каменных соборов, заставляя испуганно креститься неверующих и благоговейно замирать истинных христиан. К тому же Инга почти сразу смолкла, раскинула в стороны руки и упала на спину:

    -  Господи боже, ну и жара…

    Однако полноватый старец, сидевший в дубовом кресле в большом полутемном зале, вряд ли согласился бы с этим утверждением певицы, хотя королевский замок Стокгольма находился от Чудского озера совсем рядом - всего лишь через море, и над ним тоже расстилалось чистое небо и ярко светило солнце.

    Увы, солнечные лучи уже не могли согреть кровь Густава Вазы, который собирался отметить в следующем году шестидесятый год, прожитый им на этом свете и тридцать второй, как он твердо восседает на шведском престоле.

    Не могла согреть его и соболья шуба, подаренная восемнадцать лет назад новгородским наместником, в которую кутался король, глядя через высокое окно на серые морские волны. Временами он проваливался в полудрему, в которой перед его глазами катились все те же волны - серые, играющие яркими солнечными бликами и иногда хвастающиеся белыми барашками на гребнях. И когда Густав открывал глаза, он даже не замечал, что перешел к яви из царства снов.

    -  Ваше величество, ваше величество! Война! - дверь в залу растворилась и внутрь ворвался паренек лет восемнадцати, с длинными русыми кудрями, рассыпанными по плечам, одетый только в тонкие суконные чулки и брасьер: бархатную короткую свободную курточку с маленькой оборкой у пояса, с короткими рукавами из отдельных лент, скрепленных выше локтя. Из-под рукавов брасьера выступали рукава рубашки, перехваченные в нескольких местах голубыми атласными лентами. На ногах пажа красовались туфли с высоко загнутыми носками. - Ваше величество, война! Русские напали на наши суда возле Хакса!

    -  Что ты кричишь, Улаф? - вздрогнув в кресле, недовольно повернул голову король.