|
Я воскресил ее». …Отец мой, отец мой! Ты, как Мом, правдивый ложью и правдой лживый. Я сделал все, как ты велел. Но мне не изгнать тебя со своего Олимпа, как Зевсу. Ты всегда со мной». За спиной раздались шаги. Ко мне подошел Иоанн Креста и сел рядом. — Опять сон? — Да. — Что это за тетрадь? — Воспоминания Эммануила. — Что? — Евангелие от Антихриста. Я ждал возмущения, но Хуан де ля Крус задумался, потом спросил: — Вы уже прочитали? — Отец Иоанн, может быть, на «ты»? Странно слышать «вы» от человека, перед которым регулярно выворачиваешь душу. — Хорошо. Ты уже прочитал, Педро? — Да, практически. — Не стоило, — вздохнул он. — Вы же не читали. — Я предполагаю. — Я перерос тот период, когда не стоило. Не стоило три месяца назад, до его смерти и сожжения Иерусалима, до вас. Теперь он вряд ли переубедит меня. Мне довелось пожить среди святых. Все зависит от восприятия. Если божественная благодать была для меня адским пламенем, почему теперь Эммануиловы записки не могут оказаться душеполезным чтением? Отец Иоанн покачал головой. — Ты слишком самоуверен. Я улыбнулся. — Возможно. Я понял, что ничуть не лучше его. Просто он сильнее и решительнее и сделал свой выбор раз и навсегда. Я спускался потихоньку, ступенька за ступенькой, каждый раз сомневаясь и колеблясь, словно это могло меня оправдать. Но моя последовательность все равно имеет тот же предел. Будь у меня побольше воли и храбрости, я бы вполне мог оказаться на его месте. Святой задумался. — Ты мечешься между тремя камнями преткновения: гордыней, тщеславием и отчаянием. То, что может излечить от гордыни, порой ввергает в отчаяние. — Я сейчас дальше от отчаяния, чем в тот миг, когда встретил Эммануила и поверил в то, что он Бог. — Будем надеяться. Можно мне почитать? — Не боитесь? Он улыбнулся. — Что же теперь делать? Это необходимо, если ты прочитал. Часть моей работы. — Рукопись на русском. — Олег переведет. — Возьмите. — Пойдем. Мы вошли в его палатку. — Давай зажжем свечу. — Зачем? — Помолимся. — Очередной разговор в пустоту, — вздохнул я. — Одно дело смирения стоит больше всех мистических озарений. Я покачал головой. — Какое там озарение! — поднял руку и продемонстрировал Эммануилов Знак. — Может быть, это вообще абсолютный замок на вратах горнего мира? Я стучусь в дверь, которую открыть невозможно! — Для Бога все возможно. Для Абсолюта нет абсолютных замков. — Ночь, падре! Мистическая Ночь Духа, которую никогда не сменит рассвет! — Педро! Это не может быть Ночь Духа. Она наступает после достижения мистической молитвы, а не до этого. И нужна для того, чтобы подняться еще выше. И он зажег свечу, обнял меня за плечи, опустил на колени и сам преклонил колени рядом со мной. Все началось так же пусто и бессмысленно. Полчаса однообразного бормотания. А потом пришла боль в Знаке. |
