Я не переставал восхищаться братом Игнатием. Либо сила его воли равнялась добродетели святого, либо он и сам был кем-то вроде волшебника. Я решил помочь ему.

— Все верно, — подтвердил я. — Понимаете, вышло так, что Унылик полюбил меня за время наших странствий. И он сам попросил восстановить заклятие.

Моя фраза дала возможность монаху отвернуться от Тимеи, и ее чары были тем самым разрушены. Она метнула в меня взгляд, похожий на удар кинжалом. Я почувствовал, как боль сверху донизу пронзила всю мою нервную систему. Но тут брат Игнатий произнес:

— Вот именно. Его воля придала силы твоему заклятию. И вышло так, что против власти Тимеи выступил не ты один, а сразу двое.

Уж не просит ли он меня о помощи?

— Похоже, вы много знаете о волшебстве, брат. Вероятно, вы тоже чародей?

Но он покачал головой:

— О нет, я только учусь, господин чародей.

— Да какой я господин! Я и сам-то... ну, практикант в лучшем случае.

Монах улыбнулся.

— А я занимаюсь тем, что изучаю волшебство — принципы и результаты его действия. Я многое мог бы рассказать об этом, но у самого меня таланта нет.

— Таланта? — удивился я. — Разве тут нужен какой-то особый талант?

— Конечно. Как в любом искусстве.

— А-а-а. Ну да. — Я сглотнул слюну и собрался с мыслями. — Я просто подумал, что в этом деле... как бы... больше от науки.

— Странное ты выбрал слово, — ответил брат Игнатий. — Однако «наука» означает «знание», и, безусловно, практика волшебства также требует знаний — по крайней мере если ты стараешься не наделать бед.

— Но там, откуда я родом, «наука» означает всего лишь массу накопленных фактов. Наука их организует и обобщает и разрабатывает законы действия сил.

Брат Игнатий медленно запрокинул голову.

— Восхитительно! — прошептал он. — Как раз к такому подходу я и стремлюсь.

Я начинал понимать, почему Король-Паук послал нас к нему.

— Но если вы выведете эти самые законы и методы, волшебство станет доступно любому, и никакого таланта не потребуется!

— Талант нужен в любом деле, господин чародей, — возразил брат Игнатий. — Бывают таланты, на которые мы не обращаем внимания, поскольку некоторые дела кажутся нам слишком простыми. Правда, мало кто совсем не умеет готовить еду, однако попадаются и такие, кто не в состоянии даже яичницу поджарить, сколько бы ни учились этому и сколько бы ни старались. Мало кто не сумеет вбить молотком гвоздь в деревянную чурку, а между тем всегда отыщутся такие, кому это ни за что не удастся. Да-да, попадаются такие люди, кому не удаются самые обычные дела — у них нет к ним таланта.

Тут я припомнил, как пытался самостоятельно починить свой автомобиль, и счел за лучшее промолчать, тем более что, помимо прочего, монах упомянул кулинарию. Лучше и не вспоминать, что случилось в последний раз, когда я пробовал сварить рис.

— А у вас, стало быть, нет таланта к волшебству?

— Ну, не то чтобы совсем нет. — Брат Игнатий смущенно махнул рукой. — За счет упорных занятий мне удалось придумать несколько несложных заклинаний. Но любой крестьянин способен приготовить настой из нескольких целебных трав, бормоча при этом заговор, чтобы вылечить растяжение связок или простуду.

— Нет, правда?

Фармацевтические компании у меня на родине дорого бы заплатили за парочку таких рецептов.

— А ты не знал об этом? — Брат Игнатий пристально посмотрел на меня. — Но между тем устоял против самого худшего из заклинаний Тимеи.