– В доме? Как он мог… – Я посмотрела в сторону дома. – Наверное, я схожу с ума. Он что, двигается со сверхчеловеческой скоростью или…

Остин как-то странно посмотрел на меня.

– У него есть крылья.

Я мысленно повторила его слова. Ничего не складывалось.

– Прости, что?

– У него есть крылья. Он горгулья.

– Да, я помню, что ты говорил это… Но где его крылья? Они появляются, когда он принимает другую форму?

Остин по-прежнему странно смотрел на меня.

– Это штуки, которые свисают с его спины, когда он в человеческой форме. Они доходят до середины бедра. Ты уже говорила о них. Я знаю, что ты их видишь.

Мир закружился вокруг меня.

– Подожди… Ты имеешь в виду его плащ?

На лице Остина появилось понимание.

– Да. Ты называла их плащом. Прости. Да, в этой форме они похожи на плащ.

Он прижался своими соблазнительными, пухлыми губами к горлышку бутылки и отхлебнул вино.

– С ума сойти. Крылья! Я имею в виду… Летать – это чертовски здорово! Он в десять раз круче, чем я думала.

Остин опустил бутылку и замешкался.

– Я осел. Прости, я забыл, что мы решили продолжить дегустацию. Ты по-прежнему… М-м-м… Мистер Том наверняка сможет…

– Все в порядке. Просто разлей вино. Твоя слюна уже побывала у меня во рту.

Тени подчеркнули поразительные черты лица Остина. На его губах появилась легкая улыбка. Он кивнул и наполнил мой бокал.

– Послушай, Джесс, я не сказал тебе кое-что.

Он собирался снова отпить из бутылки, но я придвинула к нему пустой бокал.

– Из бутылки круче, – возразил он.

– Нет.

– В некоторых вещах ты чересчур консервативна. – Остин наполнил свой бокал. – Насколько мне известно, магия Дома с плющом похожа на укол молодости. Эрл вернется к прежнему виду. Нив, Эдгар. Все они получат доступ к источнику молодости. Как и ты.

На секунду я замерла, почувствовав легкую боль в спине, моего верного спутника после рождения Джимми. Колени ныли от того, что мы сидели на земле. Я подумала обо всех возрастных пигментных пятнах, пока что слабо заметных, вреде от солнечных лучей, морщинах. Обо всех вещах, которые делали меня старой. О вещах, которые реклама стоимостью в миллионы долларов в год требовала исправить.

Прямо сейчас признаки старости не были очевидными, но они скоро проявятся.

К глазам подступили слезы. Неожиданно я расплакалась.

Остин прижал меня к себе.

– Послушай, ты должна делать то, что лучше для тебя, – тихо сказал он. – Мы все продумаем. Мы найдем решение.

Я тряхнула головой, почувствовав себя глупо. Я ненавидела себя за слабость.

Потому что, достигнув среднего возраста, я не хотела найти ключ к новой молодости. Мне хотелось, чтобы меня принимали в моем возрасте. Мне хотелось, чтобы морщины были нормальным явлением для женщины. Седеющие волосы. Обвисшее тело из-за беременности и возраста.

Как женщина, желавшая начать новую главу своей жизни, мне хотелось ощущать себя… нормальной. Чувствовать, что меня принимают такой, какая я есть.

Но на самом деле я этого не чувствовала. Я не чувствовала признания за свой труд в воспитании нового поколения, активную роль в жизни сообщества и иногда даже за банальные человеческие поступки. Меня полностью игнорировали. Я чувствовала себя невидимой или даже хуже – порицаемой. Когда я смотрела в зеркало, зачастую я видела только недостатки. Все, что реклама и социальные сети считали неправильным.

Мне хотелось сосредоточиться на том, что было правильным в этой версии меня, например, новой способности остановиться и насладиться мгновением.