|
Но они никогда не появляются на свет. Не хотят сказать, кто я такая. Он всмотрелся в бледное лицо девушки. – И ты так ничего не узнала? – Нет. Хотя постоянно спрашивала призраков. Но не могу понять, что они отвечают. Впрочем, известно ли им хоть что нибудь? Кто знает? – Но твоя фамилия… имя… – Я сама взяла это имя, когда мне было десять лет, просто потому что любила басни Жана де Лафонтена. Но я еще больший плод воображения, чем басни. По крайней мере, в баснях есть мораль. У меня же – ничего. Не знаю, кто я такая. Сначала дядя Райдер и дядя Дуглас пытались разузнать обо мне хоть что то. Ничего не вышло. Потом они решили, что тот, кто пытался убить меня, может скрываться поблизости и по прежнему желать моей смерти. Если кто то ненавидел меня настолько, чтобы пытаться убить, значит, я стою очень мало. Или вообще ничего не стою. Николас прижал девушку к себе и поцеловал так нежно, словно ее только что избили, и он боялся причинить ей боль. – Мне так жаль, Розалинда. Она резко отстранилась: – Нет нет, ты не понял главного! – Я понял только, что кто то пытался убить ребенка. Но ребенок выжил благодаря Райдеру Шербруку, за что я буду преклоняться перед ним до конца жизни. – Да, конечно, но дело не в этом, Николас. Неужели не понимаешь? Розалинда прерывисто вздохнула: – Ты седьмой граф Маунтджой – граф, Николас, пэр королевства. Благородное происхождение, старинный род… а я, скажем прямо, – никто. Прости, что не сказала тебе сразу, но, говоря по правде, я просто не подумала об этом. Слишком сильно хотела поцеловать тебя, и все случилось так быстро, и нам пришлось заняться «Правилами Пейла». Пока мы пытались понять, что все это значит, я обо всем забыла. И вспомнила только прошлой ночью, когда лежала в постели. И тут меня осенила. Я не имею права так поступать с тобой. Не могу выйти за тебя замуж. Вернее, это ты не можешь жениться на мне. Николас отвернулся от нее, подошел к эркеру, раздвинул шторы и залюбовался весенними садами в цвету. Легкий ветерок слегка покачивал нарциссы, желтеющие на фоне зеленой травы. – Это недопустимо, Розалинда, – медленно произнес он, оборачиваясь. Она пошатнулась как от удара. Ей хотелось закричать, заплакать, но она не сделала ни то, ни другое. – Прости. Пожалуйста, прости за то, что не сказала тебе сразу. Допустила, чтобы тобой овладела похоть, чтобы ты проникся ко мне симпатией. – Похоть и симпатия? – повторил он, вскинув брови. – Прекрасно сказано. Но ты не так поняла. Мне кажется недопустимым то, что кто то пытался убить тебя. Ребенка. – Ты благородный человек. Но я выжила. Послушай, Николас, я могу оказаться дочерью мясника, карманной воровкой, уличной попрошайкой. Или вообще никем. – Вряд ли. Иначе, почему кто то пытался убить тебя, восьмилетнюю девочку? – Дядя Райдер и дядя Дуглас тоже так считают. Думают, что я дочь богатого влиятельного человека, нажившего могущественных врагов. На мне была дорогая одежда. Порванная и грязная, правда, но дорогая и хорошо сшитая. И еще это. Розалинда сняла с шеи золотую цепочку, на которой висел маленький медальон сердечко. Николас поднес его к глазам. Медальон был теплым и гладким. Он нащупал замочек и открыл медальон. Пусто. Николас попробовал отыскать тайник. Ничего. – Он был пуст, когда Райдер нашёл тебя? Розалинда кивнула: – Возможно, здесь были две миниатюры: одна – портреты моих родителей, вторая – мое изображение. Точно я не знаю. Может, миниатюры вынули, чтобы никто не смог их узнать? Но это не важно, Николас. Ни один человек понятия не имеет, кто я и кто мои родители. Были они англичанами или итальянцами. Дядя Райдер считает, что, возможно, я и англичанка, и итальянка, поскольку заговорила сразу на двух языках. |
