|
Такая женщина, как вы, заслуживает откровенности. Дело в том, что она еще не моя жена. Я просил ее стать моей женой, но она считает, будто недостаточно хороша для меня, что, конечно, абсолютная чушь. Согласен, мэм, если взглянуть, как она сидит на тротуаре, страдая от боли в… э э… в кое каких частях тела, и с таким видом, словно вот вот разразится слезами и одновременно начнет осыпать меня проклятиями, можно посчитать, что она действительно мне неровня. Но если она стоит или вальсирует с чарующей улыбкой на лице, поверьте, красивее ее нет на всем свете. И я вполне могу ею гордиться. А когда она выйдет за меня, я не дам ей сбивать с ног почтенных леди, нагруженных покупками. – Никогда не ела свиную вырезку, – объявила Розалинда. Женщина неприязненно оглядела ее. – Скорее всего, вы не заслуживаете такого лакомства. Выходите за этого джентльмена, или я познакомлю его с одной из моих дорогих племянниц, которые и не подумают отойти от него хотя бы на шаг. Только взгляните на него: белоснежные зубы, широкие плечи, и никакого отвислого брюшка в отличие от преподобного Пратта. Выходите за него, мисс. И поскорее. Розалинда снова заломила руки: – Но, Николас… – Никто из нас не становится моложе, – продолжала дородная особа. – Если я покажу ему своих племянниц, он почти наверняка отвернется от вас. Моей малышке Лукреции только семнадцать. Поскольку Розалинда проигнорировала протянутую руку Николаса, тот повернулся к миссис Пратт: – Прошу принять мои извинения, мэм, но она обязательно станет моей женой, и, следовательно, я не смогу свести знакомство с Лукрецией. С этими словами он низко поклонился и послал ей улыбку, от которой двойной подбородок женщины затрясся с новой силой. – Возможно, моя прелестная Лукреция слишком молода для вас, сэр, и вам подойдет женщина постарше и более опытная… Пригладив толстые букли над ушами, она неприязненно уставилась на Розалинду. – …не эта взбалмошная глупышка, которая имела наглость сбежать от вас. – Но вы поймали для меня эту взбалмошную глупышку, за что я вам благодарен. – О, вы слишком любезны, сэр. Но полагаю, ничего страшного не произошло. И миссис Пратт, схватив пакеты и бросив прощальный тоскующий взгляд на Николаса и злобный – на Розалинду, поплыла по тротуару. Николас, подбоченившись, обратился к Розалинде: – Ты действительно хочешь отказаться от меня в пользу мисс Лукреции? – Ей всего семнадцать. Ты для нее – дряхлый старик. – Тебе всего восемнадцать, и я для тебя – дряхлый старик. С тобой все в порядке? – Наконец то догадался спросить! Нет, я унижена, и тебе еще нужно напоминать о милой беседе с миссис Пратт. – Следует учитывать все выгодные предложения. Неприятно говорить тебе это, но ты заслуживаешь подобного унижения. Не будешь так любезна, объяснить, почему сбежала? Или я попал не в бровь, а в глаз? Розалинда отвела взгляд: – Мне этого не вынести. – Ради всего святого, чего именно? – Твоего… твоего благородства. Он прижал ее к себе, не обращая внимания на проходившую мимо няню с двумя детьми. – Значит, я благороден? – Да, но для меня важно быть не менее благородной. Она оглянулась по сторонам, прижалась к нему и поцеловала в шею. – Трудно быть благородной, когда ты меня обнимаешь. Николас, а тебя обуревает похоть всего лишь от ма а аленького поцелуя в шею? – Нет, черт возьми, я чувствую себя обделенным и оскорбленным. К тому же куча народу глазеет на нас. Давай вернемся в дом. Розалинда отступила. – Ладно, сейчас между нами не менее двух шагов, и, следовательно, я способна мыслить более здраво. Ты благороден, и я благородна. И я не могу выйти за тебя. |
