|
И где Николас? Почему опаздывает? Она не должна терять решимость. Это будет бесчестно с ее стороны. Но что, если он, узнав обо всем, посмотрит на нее как на презренную улитку в саду? Растопчет и уйдет, не оглядываясь? – Нет, он ни за что не растопчет меня, но, возможно, просто окинет равнодушным, холодным взглядом и уйдет. На пороге появился Уилликом. – Лорд Маунтджой, мисс Розалинда, – объявил он своим оперным голосом. Николас едва заметно улыбнулся при виде сверкающего голого затылка дворецкого и направился к ней. Розалинда смущенно вскочила. Она видела, что Уилликому не по душе оставлять их вдвоем. Как бы она хотела, чтобы все, все на свете узнали об их помолвке! И тогда бы с лица Уилликома слетело это тошнотворное выражение. Ну… может, и нет. Уилликом перевел взгляд с Розалинды на Николаса и откашлялся. – Мисс Розалинда, не прикажете узнать, свободна ли миссис Шербрук… и не сможет ли прийти побеседовать с вами? И возможно, вознести ваши темы для разговора на новый, возвышенный, уровень? – О нет, Уилликом, мы останемся вдвоем на несколько секунд, не более. Его светлость – джентльмен непоколебимых моральных принципов, рожденный на возвышенном уровне. Не знаю насчет своего рождения, но воспитывалась я в чрезвычайно возвышенном духе. Не волнуйтесь. Но Уилликома подобные речи не успокоили. Он удалился с коротким поклоном, не дав им полюбоваться своей головой. Едва двери гостиной закрылись, Розалинда схватила Николаса за руку и потащила к эркеру: – Николас, ты опоздал. – Не более чем на две минуты. Что случилось? Что то не так, Розалинда? Она уронила его руку и заломила свои. Он удивленно уставился на нее: – Что тебя так расстроило, Розалинда? Расскажи. – Мое имя. Беда в моем имени. – Твое имя? Ну да, оно несколько необычно. Но ты сама сказала, что твой однофамилец – человек уважаемый. Розалинда де Лафонтен. Мне твое имя нравится. Очень тебе идет. – Ты не знаешь, кто я, Николас. Совсем не знаешь. Не знаешь, почему Райдер Шербрук стал моим опекуном. Тебе ничего не известно обо мне. – В общем, нет, но меня это не волновало. Даже не было времени подумать о чем то подобном: мы были очень заняты. Но ты сама расскажешь, когда захочешь. – Ты так красив сегодня, Николас. И костюм для верховой езды так тебе идет. – Спасибо. Итак, я слушаю. – Видишь ли, дело в том… Она осеклась, отошла и сделала круг по комнате, прежде чем вернуться к Николасу. – Хорошо, выложу правду. Я слышу призраков. Знакома с ними вот уже десять лет. Правда, никогда не видела, но слышу их голоса, доносящиеся из темных углов, и чаще всего во сне. – Итак, десять лет подряд ты слышишь призраков. Расскажи подробнее. – Я все расскажу. Все. Потому что слышу призраков с того дня, как… с того дня как дядя Райдер нашел меня избитой едва не до смерти в переулке возле доков Истборна. Николас на мгновение оцепенел. Как это может быть?! – Не понимаю, – медленно протянул он. – Тебя избили едва не до смерти? Но тогда ты была совсем маленькой. Что случилось, Розалинда? – Они решили, что мне лет восемь. И даже позволили самой выбрать месяц и день своего рождения. Конечно, я выбрала следующий день после того, как мне обо всем рассказали. Дядя Райдер привез меня в Брендон Хаус, дом, куда он забирает всех детей, которые были брошены, избиты или проданы, – детей, оказавшихся в ужасном положении. Воспитывает их, любит как своих, дает образование и надежду. Позже он говорил, что врачи не были уверены в моем выздоровлении и опасались за мою жизнь. Но когда пришла в себя, так и не смогла сказать, кто я и откуда. Память так и не вернулась. Остались только призраки, таящиеся в глубине сознания. Но они никогда не появляются на свет. |
