Какими были ее родители? Любили ли свою дочь? Она исчезла. Исчезла насовсем. Искали ли ее? Терзались ли в разлуке? Розалинда вздохнула. Сколько раз задавала она себе эти вопросы? Невозможно сосчитать. Жаль, что из прошлого она помнит всего последние десять лет. Только призраки знали о первых восьми годах ее жизни. Призраки. Эти смутные воспоминания, толпящиеся вокруг в ночные часы. Воспоминания и лица, никогда не бывающие отчетливыми.
И вот теперь ее ждет неизвестное будущее с этим человеком.
Розалинде вдруг стало не по себе. Но нет, это абсурдно, она волнуется зря! Ради всего святого, дядя Дуглас собирается проверить, хороший ли у него вкус. С Николасом не может быть связано ничего дурного. Ничего странного. Но в его жизни были годы, о которых она ничего не знала. Не знала о том, как пришлось выживать двенадцатилетнему мальчику.
Она вдруг заметила, что он изучает ее, точно так же как она изучает его.
– Николас, ты принадлежишь к англиканской церкви?
– Полагаю, она ничем не хуже других, – проворчал он.
– Пожалуйста, ответь мне, ты религиозен?
– Наверное, да. В детстве, живя у деда, я каждое воскресенье ходил в церковь, но, покинув Англию… честно говоря, выживание было важнее посещения церкви, во всяком случае, пока я не оказался в Португалии. Думаю, я больше склоняюсь к католицизму: пышные ритуалы, торжественная латынь, – но я не ревностный католик. А ты, Розалинда? Какой религии ты придерживаешься?
– Несколько лет я была одной из любимых прихожанок местного викария, особенно когда стала устраивать благотворительные ярмарки и собирать одежду для беднейших семей. А до появления в Брендон Хаусе? – Она пожала плечами. – Понятия не имею. Но иногда меня обуревает стремление познать Бога, правда, не совсем похожего на того, которого почитают приверженцы англиканской церкви. Ты понимаешь, о чем я?
– Это, возможно, означает, что, до того как кто то пытался убить тебя, ты воспитывалась в другой религии. Если ты итальянка, значит, наверняка католичка.
Он произнес это так спокойно, так… бесстрастно. Кто то пытался убить ее, совсем маленькую девочку. Странно, но и ее это тоже не волновало, особенно потому, что никогда не было частью ее жизни.
– Чудовище. Я всегда верила, что это чудовище, – сказала она. – Когда дядя Райдер впервые привез меня в Брендон Хаус, я знала, что чудовище таится совсем рядом, особенно по ночам, и что оно убьет меня и съест. Помню, как Джейн укладывала меня спать вместе с малышкой Эми, чтобы защитить от дурных снов. Эми была чудесной девчушкой, мечтавшей стать шляпницей.
– И Эми защитила вас?
– Джейн была очень умна. Я очень скоро забыла о чудовище, потому что слишком тревожилась за Эми. Теперь, когда я выросла, чудовище обрело плоть и кровь, и кем бы оно ни было, где бы ни было, все равно исходило злобой. Я все еще помню детские страхи, хотя и смутно. Как часто я просыпалась на руках Райдера Шербрука, гладившего меня по голове! Теперь чудовище не будит во мне ни страха, ни ужаса.
Николас взял ее за руку и заглянул в глаза.
– Больше никто не посмеет причинить тебе зло, Розалинда. Клянусь. Ты мне веришь?
– Верю. Но что, если в один прекрасный день я вспомню того, кто пытался меня убить?
– Если такой день придет, мы справимся с твоей бедой. Обещаю тебе и это.
Экипаж налетел на камень, и Розалинду почти отбросило на колени Николаса.
Она со вздохом выпрямилась.
– Где мы проведем медовый месяц? Судя по лицу, он и не думал об этом.
Она шутливо ударила его по руке.
– Что с тобой, Николас? Должен же был ты хоть мимоходом подумать о грядущем счастье, поскольку именно в свадебном путешествии сможешь ублажать себя моей неотразимой персоной!
При мысли о собственной смелости она залилась краской. Николас улыбнулся ей. |