Донна Аврора тоже опустилась на стул и закрыла руками глаза, как бы желая дать им отдых от той отвратительной картины, которую ей пришлось созерцать.

Между тем, в одной из соседних комнат донна Мария Жозефа спешила с отправкой двух служанок, с которыми она беседовала, собирая в пачку несколько десятков прошений, полученных ею в это утро в сопровождении подарков. Все эти прошения она потом должна была передать на усмотрение его превосходительства реставрадора, хотя отлично знала, что он бросит их не прочитанными. Донна Мария Жозефа торопилась развязаться с делавшими ей обычный утренний доклад служанками, чтобы не заставлять слишком долго ждать сеньориту Аврору Барро, принадлежавшую по матери к одному из самых старинных и видных домов Буэнос-Айреса, связанного родственными узами с домом Розаса. В последнее время Аврора и ее мать под предлогом отсутствия главы семейства, сеньора Барро, почти совсем прекратили свои визиты к Розасам и их родственникам, так что настоящее посещение было выдающимся событием для донны Марии Жозефы.

Политические события в Буэнос-Айресе в 1833 и 1835 годах могут быть объяснены лишь участием в них супруги дона Хуана Мануэля Розаса, которая, не будучи безусловно злой женщиной, тем не менее обладала особенной склонностью к темным интригам. Точно так же останутся непонятными политические движения 1839, 1840 и 1842 годов, если мы не выведем на сцену донну Марию Жозефу Эскурра, имевшую громадное влияние на общественную жизнь Буэнос-Айреса.

Словом, эти две сестры направляли политику в Буэнос-Айресе, и обойти их молчанием значило бы дать ложную окраску описываемым историческим фактам.

Свояченица Розаса не была предназначена природой к нежным чувствам, свойственным большинству женщин; страсть к политике заставляла биться ее сердце и волновать ее кровь. Развитию этой аномалии способствовали некоторые обстоятельства ее жизни и условия, в которые она была поставлена. Положение ее зятя и упорная борьба с ним аргентинского общества служили исходными пунктами деятельности этой женщины, жаждавшей сильных ощущений и возможности применить к чему-нибудь кипевшие в ней силы.

Одаренная в сущности весьма посредственным умом и обыденными способностями, донна Мария, однако, явилась лучшей помощницей Розаса, открывая ему пути, которых он сам никогда бы не мог найти.

Она в своих действиях руководствовалась не каким-нибудь расчетом, как это можно было бы предположить, а исключительно одной слепой страстью: фанатической преданностью федерации и ее верховному представителю, Розасу.

Но возвратимся к сути нашего повествования...

Наконец, донна Аврора была приглашена в кабинет хозяйки дома, которая с кисло-сладкой улыбкой пожимала своими костлявыми и грязными пальцами маленькую изящную руку гостьи.

Мария Жозефа была женщина уже пожилая, худая, с некрасивым, хитрым лицом; ее маленькие круглые глаза беспокойно бегали по сторонам и горели огнем, как у хищной птицы. На ее седой, плохо причесанной голове, торчали ушки громадного кроваво-красного банта.

— Вот неожиданный сюрприз!— воскликнула она неприятным, резким голосом, усаживая гостью рядом с собой на диване. — А отчего же не пожаловала с вами и ваша матушка, донна Матильда?

— Мама немного нездорова, и доктор запретил ей выезжать, — ответила донна Аврора. — Она очень сожалеет о невозможности повидаться с вами и шлет вам через меня искренний привет.

— Если бы я не знала донну Матильду и все ваше семейство, как саму себя, то могла бы счесть ее за унитарку, потому что одни унитарии отличаются удивительной страстью к уединению. И знаете, почему эти безумные люди так прячутся от всех?

— Нет, сеньора.

— Очень просто: они избегают общества, чтобы не быть вынужденными надевать установленных федерацией значков; но это, по-моему, прямо сумасшествие... С каким удовольствием я приколотила бы им гвоздями эти знаки благонадежности, так чтобы их никогда нельзя было снять!.