Спартанец слушал молча, его светлые глаза осматривали изувеченный пейзаж, растянувшийся до бесконечности во все стороны. Вдалеке были видны какие-то очертания, более черные тени, растянувшиеся на сером ландшафте.

— Может ли хоть один человек отыскать одну душу в подобном месте? — спросил он наконец.

— Она будет сиять светом, Парменион. И она должна быть рядом, ибо ты связан с ней.

— Что ты хочешь сказать? — спросил спартанец со страхом в глазах.

— Ты в полной мере понимаешь, о чем я говорю. Ведь ты отец этого мальчика.

— Сколько людей об этом знают?

— Только я — и еще один человек: Целительница, которая поддерживает твою жизнь в мире Плоти. Твоя тайна сохранена.

— Ни одна тайна не может быть сохранена, — прошептал Парменион, — но сейчас не время для споров. Как мы отыщем этот свет?

— Не знаю, — признался Аристотель. — Не знаю также, как защитить его, когда найдем. Наверное, у нас не получится.

Парменион встал и пристальнее осмотрелся по всем направлениям. — Где протекает Стикс?

— На востоке, — ответил Аристотель.

— И как я пойму, где восток? Здесь нет звезд, кроме одной, нет ориентиров, по которым можно определить направление.

— Зачем ты пытаешься найти Реку Мертвых?

— Мы должны откуда-нибудь начать, Аристотель. Мы не можем просто бродить по этой беспложной равнине.

Аристотель встал. — Если мне не изменяет память, она за двумя валунами, по ту сторону окружающих нас гор. Так, посмотрим… — Маг вдруг взглянул на Пармениона. — Погоди-ка! Что ты там говорил про звезды?

— Здесь мерцает только одна звезда, — ответил спартанец, указывая на крохотную светящуюся точку высоко в темном небе.

— В Пустоте не бывает звезд. Вот оно! Это и есть пламя души.

— Но как мы дотянемся до звезды?

— Это не звезда! Присмотрись. Это высокая гора; свет покоится там. Идем. Скорее же. Ибо свет привлекает к себе зло, и мы должны успеть раньше.

Вдвоем они побежали, поднимая ступнями серую пыль, которая кружила за ними, прежде чем вновь улечься, не потревоженная ни малейшим ветерком.

— Смотри! — крикнул Аристотель, когда они бежали через равнину. Далеко на севере двигались тени, гигантские, бесформенные создания подбирались к свету. — Он создает их силой боли. Они должны стереть его, уничтожить эту душу.

Трудно сказать, сколько времени прошло, пока они бежали, но вот горы встали над ними темными и нагнетающими громадами, когда они достигли их подножия. Здесь стоял лес мертвых деревьев, белеющих, как старые кости. Парменион срезал влево, ища путь.

— Не туда! — прокричал Аристотель.

Парменион было развернулся, но тут длинная ветка обхватила его горло, и сучья как когти стали царапать плоть его духа. Его меч пробил кору, и, освободившись, он упал на землю, где белые корни вылезли из мертвой почвы — пальцы скелета, вцепившиеся в его руки.

Аристотель подался вперед с вытянутыми руками, и пронзающий сноп света вырвался из его ладоней, окутывая Пармениона. Корни тут же обратились во прах, и спартанец встал на ноги.

— Не повезло, — произнес Аристотель, — такая демонстрация силы быстрее привлечет наших врагов.

С мечом в руке Парменион последовал за магом вверх по склону по направлению к свету. Когда они подошли к разбросанной груде валунов, черные тени напали на них из-за скал, вознесясь в небо.