Изменить размер шрифта - +
Третий подхватил лихорадку жарким летом, когда вода была заражена, и умер в агонии, пока Тамис посещала Дельфы. Последнего она могла бы спасти — если б только знала о его недуге. Могла бы? Или не могла? Какая теперь разница? Прошлое мертво.

Она услышала открывающуюся дверь и бравую поступь афинского полководца, встречающего ее. Она смотрела на него одновременно глазами своего тела и глазами Дара, видя как облик красивого полководца, так и отсвет огня его души.

— Добро пожаловать в мой дом, госпожа, — молвил он.

— Проводи меня в тень и дай попить, — сказала она. Его ладонь коснулась ее руки, и она почувствовала его силу. Это смутило ее, напоминая Тамис дни юности. Сила солнечного света осталась за дверью, когда он ввел ее в альков справа. Здесь она почувствовала благовония с ароматами разных цветов и холодный камень стен. Она села и стала ждать в молчании, пока слуга не принес ей кубок прохладной воды из погреба.

— У тебя есть послание от богини для меня? — осведомился Ксенофонт.

Тамис пригубила воду. Холод задел открытый нерв гниющего зуба, и она поставила кубок на каменный стол.

— Ты не отыщешь того, чего жаждешь, Афинянин. Не будет больше великих войн для тебя. Не будет славы на поле брани, — она почувствовала его разочарование, негодование и злость. — Ни один человек не достигает всех своих мечтаний, — сказала она более мягко. — Но ты останешься в памяти людей на тысячи лет.

— Как же так, если моим победам пришел конец?

— Я не знаю, Ксенофонт. Но ты можешь верить моим словам. Так или иначе, я пришла сюда говорить не о тебе. Я пришла поговорить о юнце.

— О юнце? Какой еще юнец?

— Парень, похоронивший свою мать. Тот, Кому Быть. Он познает славу и боль, трагедию и триумф. Он — великий человек.

— Он всего лишь дитя. Не Царь, и даже не благородный гражданин. Что он может совершить?

Тамис глотнула воды. Ей было удобно здесь, и в то же время она была нежеланной гостьей. Замечательно было бы провести весь день в тени, обратив мысли к более радостным временам своей долгой, долгой жизни. Она вздохнула.

— Его судьба — это славные дела, но его имя не будут помнить так, как твое, несмотря даже на то, что он поведет армии по всему миру. Твоя задача — обучить его, дать ему то, что хранишь сам.

— Я ничего не храню! — перебил Ксенофонт. — У меня нет ни богатства, ни войска.

— Все, в чем он нуждается, Афинянин, содержится в твоей голове. Ты знаешь сердца мужчин и дороги битв. Передай ему эти дары. И следи, как он будет развиваться.

— Он приведет Спарту к славе?

— Спарта? — она загадочно усмехнулась. — Дни Спарты сочтены, Ксенофонт. Нами правит хромой Царь. Они не послушали оракула. Лисандр думал, что сможет это исправить — но люди не захотели этого. Не будет больше нового величия Спарты. Нет, мальчик уйдет отсюда. Ты отправишь его, когда время придет, — Тамис встала.

— Это всё? — спросил Ксенофонт, поднимаясь. — Кормишь меня намеками. Почему ты не можешь сказать больше?

— Потому что это все, что я знаю, Афинянин. Ты думаешь, боги передают своим служителям все свое знание? Я сделала то, что должна была сделать. Больше мне ничего не ведомо.

С этой ложью на устах Тамис отошла назад, под палящее солнце, и вышла на улицу.

 

 

 

Тамис неспешно шла улицами Спарты мимо озера и малого храма Афродиты. Она следовала прямым путем к дверям своего дома — низкого, кособокого, однокомнатного, с очагом посередине и отверстием в крыше, через которое дым уходил из помещения.

Быстрый переход