— Острый! — вскрикнула принцесса, указывая носочком туфли на деревянную щепку. Такая и в самом деле вполне могла пробить тоненькую ткань ее изящных туфелек, и один из рослых рабов побежал вперед, расталкивая людей и тщательно осматривая землю в поисках других острых предметов»….

Закончив, я откинулась на спинку стула и задумалась. Каникулы, это хорошо, но в голову приходит слишком много глупых мыслей. И без Максима дни тянуться с черепашьей скоростью, даже писанина уже не помогает. Скучно! Я вспомнила об одиноко стоявшей в углу елке — и мне стало стыдно. Через два дня Новый Год, а зеленая красавица так и блещет несколькими ленточками серпантина и парочкой игрушек. Куда я дела украшения, оставшиеся после вечеринки в прошлом году… Ах да, в шкафу на нижней полке… Выключив компьютер, я вытащила коробку и уныло уставилась на ее содержимое. Хорошо было украшать елку дома, когда все игрушки не помещались на лесной красавице, а это что? Убожество… Такое Максиму не покажешь, засмеет… Подумав, я выхватила из своей тайной коробочки-копилки немного денег и выбежала на улицу. В ближайшем супермаркете купила одну синюю пушистую гирлянду, а вторую — серебряную, несколько больших шаров, пару упаковок синего дождика и, решив, что достаточно, помчалась домой. Под дверью меня уже ждали, и при виде гостя я в полной мере поняла, почему люди придумали поговорку про «татарина». Настроение испортилось сразу и, скорее всего, надолго. Однако мой личный татарин поздоровался достаточно вежливо, хорошенько вытер ноги о коврик и вошел в дом такой тихий и несколько пришибленный, что это вселило в меня слабую надежду, что визит не будет столь уж неприятным. Поставив чайник, я со тщательно, надеюсь, скрываемым вздохом предложила маме Максима присесть и пригляделась к ней внимательнее.

Господи, неужели эта с виду интеллигентная худенькая женщина в элегантном синем костюме из дорого бутика могла обливать меня когда-то грязью! Вытащив на стол остаток торта, я предложила ей стандартный набор из кофе, чая, сахара, молока и лимона, и некоторое время мы молчали, ожидая пока согреется вода в электрическом чайнике. Лишь когда кипяток разлился по тем же чашкам, из которых мы вчера пили с Максимом, я спросила:

— Вы пришли, чтобы молчать?

— Нет, чтобы говорить, — ответила мама Максима. — И в глаза тебе посмотреть.

— Посмотрели? — с вызовом сказала я, предлагая гостье сахар. Мама Максима легким жестом отказалась, но ломтик лимона в чай кинула.

Фигуру бережем! Я заварила себе мелиссы, пытаясь успокоится, и поинтересовалась, пытаясь прервать тягостную паузу:

— Что увидели?

— Не думала, что ты такая наглая, девочка, не думала, — прошептала гостья, помешивая чай ложечкой, и чего она там размешивала? — Сначала отцу голову вскружила, потом сыну. Впрочем, я тебя понимаю — мои мужчины и в самом деле знатные женихи — и красивые, и богатые!

— Не понимаю, о чем вы говорите, — невозмутимо произнесла я, проглотив оскорбление. — Александр был всего лишь моим психологом, не более.

— Мне уже не столь важно, кем он тебе был! — ответила женщина, принявшись за торт.