— А мой — проделывать те же манипуляции с возрастом, — сказал Хронос. Пальцы его левой руки сжались, будто он собирался отобрать у кое-чего по левую сторону четверть века.

Синтия с трудом удержалась, чтобы не отпрянуть.

— Значит, если я попытаюсь пройти мимо вас, вы увеличите меня или уменьшите, омолодите или состарите вчетверо?

— Да. Ты можешь выбрать, что именно подвергнется изменениям, взяв одного из нас за правую руку, которая увеличивает и старит, либо за левую, которая уменьшает и молодит. Например, ты станешь больше и моложе… или меньше и старше.

— Вчетверо, — горько вздохнула Синтия. — Значит, мне суждено превратиться либо в кентаврицу-великаншу, слишком большую, чтобы между вами протиснуться, либо в карлицу, которую легко затоптать. И стать либо дряхлой и беспомощной, либо четырёхлетним ребёнком, до которого перестанет доходить суть задачи.

— Именно. Ты можешь избежать прикосновения к одному из нас, но не к обоим. Если не захочешь нас трогать, мы дотронемся до тебя сами. Следовательно, тебе следует сделать свой выбор — или подчиниться нашему. Или сдаться.

Да, это испытание было достойным. Никаких сюрпризов. И настолько убийственным, что выбора в действительности не существовало. Но и избежать его Синтия не могла. Требовалось найти лазейку и просто обнулить все его ужасы.

Но каким образом? Она была уверены, что близнецы не блефуют. Иллюзии иногда впечатляли, но добрый волшебник не испытывал в них нужды. Он мог позволить себе настоящие чудеса, подобные тем, что кобылке уже продемонстрировали гарпии. Итак, Синтия подвергнется переменам, которые спровоцирует её собственный выбор. Как их избежать? Никак.

Но выход должен был найтись. Он присутствовал в каждом испытании. Проникнуть бы только в его суть. Предполагалось, что Синтия обладает острым умом кентавра. Пожалуй, пришло время им воспользоваться. Если бы только она родилась им, а не стала в итоге трансформации. Почему она, собственно, здесь и очутилась.

Это напомнило кобылке о проблеме возраста. Аисты принесли её в 1005-ом году, а превращению в крылатое чудище девушка подверглась в 1021-ом. Так что — технически — она пребывала в этом образе целых восемьдесят из своих девяноста шести лет. Так Синтия провела пять шестых частей жизни. Изменившись до неузнаваемости, она добровольно опустилась на дно пруда Мозгового Коралла, где и провела семьдесят два года, вплоть до 1093-его, когда составила компанию гоблин-гарпии Глохе с волшебником Трентом и встретила кентавра Че. Таким образом, её сознательная жизнь насчитывала двадцать четыре года. Затем её омолодили на восемь лет, и физически Синтии сейчас было всего шестнадцать. Коснувшись Хроноса, состарится ли она до трёхсот восьмидесяти четырёх — или только до двадцати четырёх лет? Омолодится ли до девяноста шести — или до шести? А может, цифрами станут шестьдесят четыре и четыре? На какой из её возрастов повлияют их магические таланты?

Рисковать она не могла. Ни один вышеуказанный возраст кобылке не подходил. Она хотела остаться шестнадцатилетней, как и Че, чтобы они поженились на равных. Для этой цели Синтию и омолодили: чтобы она подходила ему. И лишаться такого преимущества кентаврица не желала. Так же, как и размера, который устраивал всех, включая её саму.

К тому же, её беспокоила мысль о том, что эти извращенцы будут её трогать. Синтия точно знала, за что братцы ухватятся. Даже если их таланты не подействуют, она будет чувствовать себя выпачканной в грязи. Их разумы полнились этой грязью. Их — не её, однако Синтию всё равно это тревожило. Оказывается, она не избавилась от человеческих привычек окончательно.

Будет ли правильным отступить и вернуться домой в надежде, что всё как-нибудь уладится само собой? Этот выход её тоже не привлекал.