Медленно бреду к выходу. Фантазия рисует молоденькую брюнетку, сидящую за столом в приемной. Эта девушка замещает Галочку. И страх, что фантазия станет реальностью, снова перехватывает горло. Я останавливаюсь, боюсь дотронуться до дверной ручки. Не хочу видеть никого, кроме Галочки. Это все изменит и не в лучшую сторону.

Почему я думаю об этом? Сегодня замечательный день. Все стараются поднять мне настроение, поддерживают, проявляют внимание, в том числе и Галочка. Зачем же я мучаю себя? Придумывать проблему в тот момент, когда все идет идеально, — мое, несомненно, не самое лучшее качество. В этом я солидарна с Лузгиной. Мы с ней две дурищи, всегда найдем проблему себе на голову. К глазам подступают слезы. Только представила, как Галочка заходит в кабинет и, пряча глаза, издалека начинает говорить о своем уходе. О Господи, я не должна сейчас думать об этом. Иначе мне придется просто выйти из кабинета и напрямую спросить у Бродской о ее планах на будущее. Я так и сделаю, иного выхода нет, иначе я буду мучиться еще долго.

— Галочка! — Я уже в приемной, стараюсь смотреть Бродской прямо в глаза. В них недоумение. По-видимому, что-то в моем облике насторожило ее.

— Да, Лада Леонидовна. — Она поднимается, выходит из-за стола, застывает. В ее руке привычный блокнот с ручкой, которую я подарила ей на день рождения. Ручка, которую Галочка никогда бы не позволила себе купить. Безумно дорогая, красивая, но я нарочно преподнесла ей этот подарок, желая тем самым показать свое доброе расположение к помощнице. Кажется, она поняла это.

— Галочка, я вот что хотела узнать… — Нерешительность мне не к лицу. Выгляжу, как последняя дура. К тому же вот-вот зареву. Что со мной? Кружится голова. Я опускаюсь в кресло.

— Вам плохо? — Бродская уже рядом со стаканом воды. Ну и реакция.

Я не хочу пить и отрицательно качаю головой. Потирая виски, закрываю глаза. Со мной происходит что-то странное, ранее неведомое, и это не может меня не беспокоить. К тому же столь долгое воздержание… Не припомню, чтобы давала обет целомудрия, верности до гроба. Смешно. О целомудрии говорить поздно, о верности — вроде рановато.

— Ничего, прошло, — тихо говорю я, открывая глаза. Галочка присела у моих ног и участливо смотрит на меня.

— Вам нужен отдых, Лада Леонидовна. Ни один проект не стоит жизни.

— Отдых — это да… — усмехнулась я.

Пусть Галочка думает, что я просто устала. Пусть она не узнает о том, как мне страшно остаться без нее в этом кабинете, в этом салоне. Все изменится, стоит только показать, что мне тоже присущи слабости. Поскольку все привыкли видеть меня сильной деловой леди, могу позволить себе лишь медленно опуститься в кресло, объясняя свое состояние усталостью. Никаких вопросов. Это касается только меня, только моего мироощущения, а оно, кстати, со временем меняется.

Я успокаиваю себя. Поднимая, машинально бросаю взгляд в большое овальное зеркало, что висит напротив. Хороша! Паника отступает.

— Вы замечательно выглядите, — произносит Галочка как заклинание. Она словно пытается убедить меня в том, что зеркало не врет. Я вижу темные круги под глазами.

— До завтра, Галочка. — Я оставляю без комментариев слова Бродской. Зачем-то убеждаю себя, что не особенно в них нуждаюсь. Сказала — и ладно.

— До завтра, Лада Леонидовна.

В ее глазах участие. Еще немного, пожалуй, заплачу.