|
Закончив чтение, он поднял голову и дружески мне кивнул. У любого нормального человека дружеское отношение полицейского вызывает подозрение и готовность к обороне, но Стеббинс был исключением – он попросту не умел контролировать выражение своего большого скуластого лица с щетинкой бровей над маленькими свинячьими глазками. – По моему, все правильно. По крайней мере то, как ты рассказываешь об этом. – Надеюсь, когда преступление будет раскрыто, вы отошлете это на выставку как пример образцовых показаний, – скромно заметил я. – Ага. – Он встал. – Ты хорошо печатаешь. Я тоже поднялся. – Можно идти? Но в этот момент открылась дверь и вошел инспектор Крамер. Мне сразу не понравилось выражение его лица. Я слишком хорошо его знал, и эти опущенные плечи, сжатые губы и блестящие глаза не предвещали ничего хорошего. – Вот показания Гудвина. Тут все нормально, – сказал Стеббинс. – С его слов? – Да. – В машину с охраной и в тюрьму. Я чуть не упал. – Меня в тюрьму?! – Я взвизгнул, почти как Хильдебранд. – Хорошо, сэр. – Стеббинса, конечно, ничего не могло вывести из себя. – Будет сделано, сэр. По вашему приказанию. – Нет, не по моему приказанию, а по обвинению в убийстве. Кроме того, у него нет лицензии на найденный у него револьвер. – Ха ха, – сказал я. – Ха ха и еще раз ха ха. Вот насмешили. Отличная шутка. Ха ха ха. – До свидания, Гудвин. Через некоторое время я навещу вас. Я знал его достаточно хорошо. Он не шутил. Его взгляд красноречиво свидетельствовал об этом. – Я уже говорил вам, когда, как и почему у меня оказался этот револьвер. – Я ткнул пальцем в показания. – Прочитайте. Тут все написано, даже со знаками препинания. – В твоей кобуре найден револьвер, на который ты не имеешь лицензии. – Какая чушь! Просто вы уже многие годы пытаетесь навешать собак на Вольфа и теперь решили, что ваш час пробил. Черта с два, ничего у вас не выйдет! Могли бы придумать что нибудь поумнее! Например, оскорбление при исполнении служебных обязанностей или сопротивление при аресте. С радостью поделюсь с вами парочкой идеек… Сделав шаг вперед, я нагнулся, словно намереваясь нанести Крамеру хук слева. Потом сделал паузу и вернулся на свое место. Не могу сказать, чтобы их охватила паника, но я получил удовольствие при виде отскакивающего Крамера и вставшего на изготовку Стеббинса. Они сдрейфили. – Ну вот, теперь вы оба можете заявить об этом под присягой, и это потянет года на два, – с удовлетворением заметил я. – Я могу в вас даже запустить пишущей машинкой, если вы, конечно, обещаете поймать ее. – Хватит паясничать! – рявкнул Стеббинс. – Все, что касается револьвера, – это откровенное вранье, – вмешался Крамер. – И если ты не хочешь, чтобы тебя отвезли в уединенное место для обдумывания, лучше говори сейчас. Зачем ты сюда явился и что здесь произошло? – Я уже все сказал вам. – Вранье! – Нет, сэр. – У тебя еще есть время изменить свои показания. Я не собираюсь ничего клеить ни Вольфу, ни тебе. Я хочу только знать, зачем ты сюда пришел и что здесь произошло. – Послушайте, ради бога, – я закатил глаза. – Стеббинс, где мои конвоиры? Крамер открыл дверь: – Приведите мистера Ковена. Гарри Ковен вошел в сопровождении полицейского. По его виду можно было заключить, что счастья все происшедшее ему не прибавило. – Садитесь! – распорядился Крамер. |
