— Мартин — это что-то. У него ноги не ходят, зато у него есть голова на плечах, и она отлично варит.

— Ты действительно помогаешь другим, и у тебя это хорошо получается. Ты — чудо, и Роза правильно говорит, больнице следовало бы взять тебя на работу. Но, Магнолия… — я замялся, чтобы усилить эффект следующих за этим слов, — другим будет полезно, если и они смогут тебе помочь. Ты все отдаешь людям, и потому они не могут помочь тебе и тем самым получить пользу и для себя тоже. Когда Роза сказала, что хотела бы поселиться у тебя, я тоже подумал, как замечательно было бы все время ощущать твою поддержку. Я бы этого тоже хотел. Я был бы просто счастлив. Но потом я подумал об этом еще и понял, что никогда не смог бы отплатить тебе за такую помощь, не смог бы помочь тебе, потому что ты никогда не жалуешься; сказать по правде, — тут я опять сделал паузу, — ты бы лишала меня удовольствия, не позволяла ничего дать тебе.

— Я никада не думала про это, — задумчиво кивнула Магнолия. Улыбка ее исчезла.

— Но это ведь правда, верно? Может быть, наша задача в этой группе — помочь тебе научиться жаловаться. Может быть, тебе нужно испытать, каково это — когда слушают тебя.

— Моя мамка всегда говорила, я ставлю себя в последнюю очередь.

— Я не всегда согласен с матерями. Вернее, я обычно с ними не согласен. Но в данном случае я думаю, что твоя мама была права. Может, тебе и вправду нужно научиться жаловаться? Расскажи нам, что тебя беспокоит. Что бы ты хотела в себе изменить?

— Ну… у меня здоровье уже не то… и эти… штуки по мне ползают. И ноги у меня никуда не годятся. Я ими шевельнуть не могу.

— Для начала уже хорошо. Я знаю, что это твои реальные проблемы. Я бы очень хотел помочь тебе с ними, здесь, на группе, но группы этого делать не умеют. Попробуй пожаловаться на какие-нибудь вещи, с которыми мы можем тебе помочь.

— Мой дом, он никуда не годится. Там грязно. Они не могут его как следует опрыскать, а может, не хотят. Я не хочу обратно туда.

— Я знаю, что у тебя проблемы с домом, и с ногами, и с кожей. Но все это — не ты. Это вещи, которые имеют отношение к тебе, но не настоящая ты, не реальная ты. Загляни к себе в самую сердцевину. Что ты хочешь там изменить?

— Ну. Меня не устраивает моя жизнь. Мне есть о чем пожалеть. Вы про это, докта?

— В точку, — энергично кивнул я.

Она продолжала.

— Я сама себя разочаровала. Я всегда хотела быть учительницей. Такая у меня была мечта. Но у меня не вышло. Иногда мне становится грустно, и я думаю, что вообще ничего в жизни не добилась.

— Но, Магнолия, — воззвала к ней Роза, — посмотри, сколько всего ты сделала для Дарнелла, и для своих приемных детей. Это, по-твоему, ничего?

— Иногда я думаю — все равно что ничего. Дарнелл ничего хорошего в жизни не сделает, ничего не добьется. Оченно уж он похож на отца.

Роза перехватила нить разговора. Она явно встревожилась — зрачки у нее стали огромными. Она обратилась ко мне так, словно я был судьей, а она — адвокатом, защищающим Магнолию на суде.

— Доктор Ялом, у нее никогда не было возможности учиться. Когда она была еще подростком, ее отец умер, а мать исчезла на пятнадцать лет.

Вдруг вмешалась Кэрол, тоже обратившись ко мне:

— Ей пришлось воспитывать семерых братьев и сестер, почти в одиночку.

— Не в одиночку. Мне помогали — пастор, церковь, много хороших людей.

Роза игнорировала возражения Магнолии и продолжала обращаться ко мне:

— Я познакомилась с Магнолией примерно год назад, когда мы обе лежали в больнице.