|
Кроме того, она понимала, что окружающие, скорее всего, ее осудят. В те годы статус одинокой женщины в возрасте считался чем-то неприличным. Как можно добровольно подписаться на то, чтобы влачить столь жалкое существование? Пришлось бы врать об изменах мужа, которыми можно было хоть как-то объяснить их разрыв. Измена всегда считалась поводом для развода. Ларисе не хотелось лгать, ей нужно было лишь выплакаться кому-то, пожаловаться на жизнь, а еще лучше – найти заступника. Сын уже давно жил отдельно, к тому же муж всегда считал его «провальным проектом» и неудачником, так что, позвонив Сергею, женщина словно освобождалась от многолетнего гнета.
– Не плачь, если хочешь, давай съездим вместе куда-нибудь, – предложил вдруг Головкин в тщетной попытке успокоить мать. – Серьезно? Поехали тогда все вместе, как в детстве, помнишь? – встрепенулась женщина. – Я не… – договорить Головкин не успел. Лариса вдруг так загорелась идеей совместного отпуска, что уже вовсю обсуждала, к кому можно обратиться за покупкой путевки. Сын так и не нашел достаточно серьезного повода, чтобы отказаться от грядущей поездки, и уже через пару дней вместе с матерью и сестрой направлялся в дом отдыха в Костромской области. Им выделили два номера в одном из пяти корпусов неподалеку от дорожки, ведущей к озеру. Каждый день они встречались в коридоре и вместе шли на завтрак, а затем на пляж. Ему все это казалось странным. За несколько лет самостоятельной жизни Головкин привык к одному и тому же набору реплик, произносившихся матерью по телефону, и к беседам, которые она вела с ним, когда он приезжал в родительскую квартиру. Сейчас оказалось, что им больше нечего сказать друг другу. Головкин сходил с ума от мысли о том, что Рома расскажет кому-то о фотографиях и все рухнет. Порой он волновался о лошадях, оставленных на попечение других сотрудников конезавода, а иногда отвлекался на то, чтобы понаблюдать за мальчишками, игравшими каждое утро в пляжный волейбол. – Вот что ты все время молчишь? Когда наконец женишься? Жена бы тебя быстро в порядок привела и убираться бы научила, и разговаривать, – сетовала мать, заметив, что сын вновь погрузился в лабиринты собственных мыслей. – Вы развелись, и я разведусь, в чем смысл тогда? – миролюбиво парировал сын. Сама мысль о браке и даже легких отношениях с девушкой неизменно пугала его. – Оставь его в покое, мам, – однажды с раздражением сказала сестра. Головкин с удивлением посмотрел на нее. У них была десятилетняя разница в возрасте, поэтому он никогда не считал ее полноценной личностью. На тот момент возраст Головкина приближался к четвертому десятку, а Наташа уже второй год училась в институте. Он вдруг взглянул на нее другими глазами, осознав, что она превратилась в человека, способного иметь собственное мнение. – Пойду купаться, – бросила мать, поняв, что не найдет поддержки. – Мне тоже нравится смотреть, как они играют, – шепотом сказала девушка, указывая на юных волейболистов. Головкин уставился на сестру, а потом вдруг понял, о чем она говорит. – Чушь не неси, ладно? – излишне резко, чем того требовала ситуация, произнес он.
16 На дороге
1989 г., Одинцовский район Мир вокруг менялся. С конца 1980-х с полок магазинов постепенно исчезали товары. Первым пропал алкоголь, который теперь приходилось покупать из-под полы. С трудом можно было уговорить продавщицу отпустить лишнюю бутылку водки или портвейна. Вскоре вслед за алкоголем дефицитом стали мясо, колбаса и кондитерские изделия. К 1989 году в продаже остались только базовые продукты, а в витринах выстроились бесконечные батареи железных банок с консервированными кальмарами – их советские люди покупать опасались. |
