Изменить размер шрифта - +
С другой стороны, думать о семейном ужине как о тяжкой обязанности тоже идиотизм. Можно подумать, работа стала его единственным задушевным другом на всю оставшуюся жизнь.

Рассвирепев безо всякого повода, он снова схватил телефон и позвонил одному из парней в угрозыске, расследующих двойное убийство, которое произошло в воскресенье.

– Есть новости об убийстве в Хаге? – спросил он.

– Нет, совсем ничего. Мы хотим опубликовать фотографию жертвы в СМИ, может, его кто узнает?

– Отпечатки тоже нигде не проходят?

– He‑а. Но кажется, тут у нас есть кое‑что еще. Вернее, скоро будет.

Петер обратился в слух.

– Машина Свена Юнга была найдена недалеко от Мэрсты, женщиной, которая прогуливалась там рано утром.

– Здорово! – воскликнул Петер с чуть большим энтузиазмом, чем хотел.

– Не знаю уж, насколько это здорово, – отозвался следователь. – К тому моменту, когда мы прибыли на место, машину подожгли.

Пыла у Петера сразу поубавилось. В обгоревшем автомобиле останется не так много улик.

– По крайней мере, теперь мы точно знаем, что машина связана с одним или обоими убийствами. Иначе тот, кто ее угнал, вряд ли стал бы утруждать себя поджогом, – заметил он.

– Пожалуй, – согласился коллега. – Вдобавок ко всему мы смогли выяснить еще один момент.

– Какой же?

– Что машина, вероятно, использовалась при ограблении инкассаторов в Упсале и Вестеросе. О последнем писали газеты в выходные. В случае с Упсалой у нас были только показания свидетеля о том, что машина была серебристая, но в Вестеросе запомнили часть номера машины, и она совпала с номером машины Юнга.

Петер чувствовал: найдено кое‑что очень важное. Автомобиль Свена Юнга фигурировал и в убийстве, и в ограблении. Петля затягивалась. Петер улыбнулся.

 

В Бангкоке уже заканчивался рабочий день, когда Фредрика дозвонилась Андреасу Блуму. Он разговаривал по меньшей мере озабоченно и выразил сильное беспокойство по поводу информации, лежащей у него на столе.

– Прискорбнее всего, – произнес он по‑норрландски певуче, – что она сидела здесь и утверждала, что ее зовут именно Каролина Альбин. И что ей нужен паспорт, потому что ее ограбили средь бела дня. Но когда я проверил ее через налоговую службу, то оказалось, что она точно не могла быть ею, так как женщина с таким именем и идентификационным номером умерла.

– Вы не подумали, что она могла назвать чужое имя и номер?

– Боже мой, да разумеется! Немало людей в ее ситуации использует несколько имен.

Мозг Фредрики попытался перестроиться, принять образ Каролины Альбин – наркоманки. Доводы все же, если отвлечься от странностей с ее паспортом, веские.

– Что конкретно – конкретно  – с ней случилось? – с расстановкой спросила она.

– Ее ограбили, и она лишилась всех ценных вещей, включая деньги, паспорт и авиабилеты. Возникли проблемы в гостинице, где она останавливалась, все ее вещи каким‑то образом исчезли из ее номера. Хотя про гостиницу она рассказала, когда я поставил ее перед другими фактами, известными нам.

– Вы звонили в отель, в котором, по ее утверждению, она жила, то есть не в тот, где нашли весь ее багаж и наркотики, а в другой, первый?

– Конечно, – ответил Андреас Блум. – Но только после того, как она ушла. И они не подтвердили ее историю, сказали, что это ложь. Она вбежала к ним в вестибюль и заявила, что ее ограбили и что она жила у них в гостинице. Но никто из сотрудников не узнал ее, и ее не было в базе постояльцев.

– Хорошо, – сказала Фредрика. – Значит, в сухом остатке у нас…

Она оборвала себя на полуслове, решив, что это уместнее обсудить с коллегой, а не с дипломатом в Таиланде.

Быстрый переход