Мама, которая, видимо, не слишком доверяла доводам британских ученых, посмотрела на дочь словно на умалишенную, когда та поднесла бокал с вином ко рту и отпила глоток.

– Хорошее вино, – сказала Фредрика и с довольной улыбкой посмотрела на отца, который тоже выглядел обескураженным.

– Надеюсь, ты не стала выпивать, с тех пор как начала работать в полиции? – с беспокойством спросил он.

– Да что же это такое? – со стоном сказала Фредрика, не зная, плакать ей или смеяться.

Родители одарили ее долгим взглядом, но ничего не сказали.

То, как они расселись за столом, напомнило Фредрике, как она рассаживала в детстве своих кукол. Мама и папа по одну сторону стола, а гости по другую.

«Я здесь гостья, – поразилась она. – В доме своих родителей».

Она попыталась вспомнить, когда в последний раз знакомила кого‑нибудь с родителями, и призналась себе, что это было уже давно. Точнее, десять лет назад. Молодого человека звали Элвис, что бесконечно забавляло маму.

– Насколько я понимаю, вы работаете в Упсальском университете? – услышала она голос отца.

– Верно, – ответил Спенсер. – Страшно признаться, но я работаю там уже почти тридцать пять лет.

Он громко рассмеялся и не заметил, как напряглись родители Фредрики.

«Вообще‑то у них должно быть много общего, – подумала Фредрика. – Спенсеру ведь всего на десять лет меньше, чем папе».

Ее снова стал разбирать хохот, как только что в машине. Сдерживаясь, она тихонько прокашлялась. Попросила у матери еще соуса к такому вкусному мясу. Похвалила выбор отцом вина, но поняла, что зря – этим она опять напомнила родителям о том, что употребляет алкоголь, несмотря на беременность. Отец поинтересовался, как дела на работе, и она сказала, что все хорошо. А в ответ на мамин вопрос – спит ли она по ночам – Фредрика ответила: «Иногда».

– Ты ведь на ночь не остаешься одна? – Мама встревоженно покосилась на Спенсера.

– Всякое бывает, – уклончиво ответила Фредрика.

– Вот как, – произнесла мать.

– Ага, – произнес отец.

Стало тихо. Тишина может быть и благословением, и проклятием, смотря по обстоятельствам. В данном случае сомнений не было: ужин в молчании предвещал катастрофу.

Фредрика не могла отделаться от раздражения. А что ожидали увидеть родители? Они знали, что Спенсер женат, знали, что она часто ночует одна, знали, что и ребенка ей придется воспитывать в общем‑то в одиночку. Нестандартная – вот самое малое, что можно было сказать об их со Спенсером договоренности, хотя в семье Бергман и прежде случались нестандартные истории. К примеру, дядя Фредрики – папин родной брат – уже в середине шестидесятых в открытую признался, что он гей. Тем не менее его по‑прежнему привечали у них в доме.

Спенсер вежливо поинтересовался музыкальными занятиями мамы Фредрики, и атмосфера мгновенно потеплела. Отец вышел на кухню принести еще картошки, а мать поставила пластинку, которую купила несколько дней назад в комиссионном магазине.

– Винил, – произнесла она. – Нет ничего лучше.

– Согласен, – сказал Спенсер и хмыкнул. – Никогда не покупаю компакт‑дисков.

Мама улыбнулась, глаза ее засияли. Фредрика почувствовала умиротворение. Лед сломан, общая температура постепенно поднимается. Папа деликатно откашлялся, смущенный еще больше, чем его ровесник‑зять:

– Кому‑нибудь еще вина?

Это прозвучало почти как мольба.