Одновременно в ГНИИ авиационной и космической медицины (ГНИИАКМ) проводились физиологические испытания (копровые сбросы) по переносимости ударных перегрузок, действующих на человека при такого рода десантировании. Начальник института генерал-майор медицинской службы Николай Михайлович Рудный лично контролировал эту работу.
Внутри машины были установлены космические кресла типа “Казбек” разработки главного конструктора завода “Звезда” Героя Социалистического Труда Гая Ильича Северина.
Первые копровые сбросы в кресле “Казбек” пришлось опробовать на себе. Все “мелочи” докладывались руководству, а зачастую — напрямую командующему, имя которого открывало вне очереди двери кабинетов любых начальников для быстрейшего согласования многочисленных важных документов. А командующий требовал: быстрее, быстрее!
Большую помощь оказывал генерал И. И. Лисов. При необходимости он выезжал вместе со мной, молодым сотрудником НТК, на завод, на проведение копровых сбросов, в общем, куда требовалось. А позже в Москву был вызван Леонид Зуев, и работа пошла веселее.
Совместная интенсивная работа всех участников подготовки к эксперименту обеспечила возможность его проведения уже к концу 1971 года. Дальше, по всем правилам, комплекс “парашютная система — машина — человек”, получивший кодовое название “Кентавр”, должен был пройти государственные испытания в ГКНИИ ВВС им. В. П. Чкалова. “Кентавр” — потому, что механик-водитель БМД при движении машины “по-походному” высовывается из нее по пояс — отсюда аналогия, кстати, мгновенно понятая командующим ВДВ и потому им утвержденная.
— И вот, наконец, после переноса эксперимента из-за запрета министра обороны…
— В канун Нового, 1973 года окончательное “добро” министра было все же получено. Гречко, наконец, не выдержал — согласился… под ответственность командующего ВДВ! 2 января командующему домой позвонил Г. И. Северин: “Василий Филиппович, а чего мы ждел? Разрешение имеется, нужно ехать в Тулу, готовить эксперимент. И природа за нас — вон сколько снегу намело”. Отец согласился и тут же через оперативного дежурного объявил дату проведения эксперимента — 5 января.
К обеду 3 января мы с Зуевым, дублерами и несколькими офицерами НТК прибыли на парашютодром “Слободка” Тульской дивизии. Там уже ждали офицеры воздушно-десантной службы и… особого отдела дивизии. Наметили план работы, а также меры по соблюдению секретности запланированного эксперимента.
Все испытатели были размещены в одной казарме, в столовую также ходили вместе. В нашем основном экипаже Зуев был назначен командиром и одновременно механиком-водителем, я должен был выполнять обязанности наводчика-оператора. Командующим была поставлена задача: после приземления расшвартовать машину и начать движение не более чем через две минуты, в ходе которого провести машину по намеченному маршруту со стрельбой по мишеням из орудия и спаренного пулемета. Экипаж должен был доказать, что не только отлично перенес все этапы десантирования, в том числе ударные перегрузки при приземлении, но и сохранил физические и умственные способности, может успешно вести боевые действия. На это и были направлены многочасовые ежедневные тренировки.
И вот наступил день “X” — 5 января. Около четырнадцати часов самолет Ан-12Б вылетел для проведения экспе-риментного десантирования.
Вытяжной парашют по команде штурмана вывалился, расправился, набрался сил и, как бы нехотя, стал потихоньку вытаскивать “Кентавра”. Как гигантский маятник с центром качания вокруг вытяжного парашюта, машина-“утюг” сначала завалилась на 135 градусов от горизонтали, затем стала раскачиваться с постепенно уменьшающейся амплитудой колебаний. И вот раскрылись тормозные, а затем и основные парашюты. |