Когда выпал снег, батальон встал на лыжи. Началась отработка длинных дистанций на компактность взвода, роты, в том числе в ночное время. Действия батальона в обороне, в наступлении. Майору Маргелову хотелось сделать из «проштрафившихся» и «исправляющихся» батальон не хуже того, какой у него был под Куолаярви, а может, даже и лучше, более решительным в бою. Предпосылки к этому были.

Семьи постоянного состава жили тут же, в домах близ казарм и на квартирах в окрестных деревнях — Кирилл овке, Горбах, Дубровках. Дети учились в школе, а жены стали организаторами культурной жизни батальона. Расчистили и отремонтировали помещение, в котором открыли клуб воинской части, библиотеку. В выходные и праздничные дни в батальонном клубе устраивались танцы. Маргелов привез из Ленинграда баян и другие музыкальные инструменты. На танцы потянулись девчата и парни из соседних деревень. Заработала библиотека. Для пополнения ее фондов Феодосия Ефремовна передала большую часть книг, которые Маргеловы покупали еще в Минске, а потом постоянно перевозили с места на место.

После долгой разлуки семья наконец-то собралась под одной крышей. Весной 1941 года жена сказала ему, что беременна.

— Будет сын, — сказал он ей.

— Я хочу дочку, девочку.

— Будет сын, — настаивал он.

— Откуда ты знаешь?

— Стране нужны солдаты.

Говорят, что перед войной с Германией действительно родилось много мальчиков. Бойня еще не началась, а природа уже начала свою работу по спасению генофонда одного из самых красивых народов мира, которому угрожал геноцид.

Феодосия Ефремовна помогла организовать самодеятельность и с шумным успехом, на бис, провела вместе с другими офицерскими женами первые концерты. Бойцы и офицеры играли на гармошках, балалайках, мандолинах. Постепенно собрали целый ансамбль. Как всегда, нашлись среди бойцов подлинные виртуозы и артисты. Художественная самодеятельность, репетиции, концерты стали частью гарнизонной жизни, которую любили и которой особенно дорожили.

Маргелов любил хоровое и сольное пение. Имел хороший слух и приятный голос. Вот тогда-то и разучили бойцы привезенную им из финского Заполярья песню, которую на досуге сочинили его разведчики и в дни глухой обороны распевали в землянках на мотив «Раскинулось море широко…». Эта песня с годами станет семейной. Ее будут петь, собираясь вместе, сыновья Василия Филипповича, а потом и внуки.

Невеликим поэтом был автор слов этой песни, но суть пережитого и настроение солдат «зимней войны» передал точно.

«Вожачков» и «шестерок» из социальной жизни дисбата напрочь изгнать не удалось. Там, где неволя, тяжелый физический труд и колючая проволока хотя бы в одну нитку, эта плесень если уж и не разрастается, будучи всячески вытравливаема администрацией, то, во всяком случае, находит укромные уголки и щели, чтобы удержаться пусть даже в уродливой, пародийной форме. Командир батальона вникал во все сферы жизни, труда, службы и быта личного состава и порой, дабы не доводить дело до публичного разбора, дисциплинарных мер и заседаний выездного трибунала, решал проблему на месте. Кулак у него был железный. Удовольствия от этого не получал, но порядок и дисциплина водворялись немедленно, а это не могло не приносить удовлетворения.

Но при этом следил за тем, чтобы его офицеры не увлекались крайним способом воспитания и не переходили черту. Однажды узнал, что один из ротных политруков избил красноармейца, при этом выхватил револьвер и выстрелил поверх головы. Опросил того и другого, потом свидетелей. Провел беседу с каждым в отдельности. Красноармейцу сказал: «В следующий раз выстрела поверх головы может не случиться. Понял? Политрук просто пожалел тебя.