— Короче говоря, — холодно проговорила Мари, — вы вообразили, будто у меня есть любовник и что это он разлучил меня с господином де Сент-Андре…

   Кавалер сделал уклончивый жест, однако молчание показалось молодой женщине утвердительным ответом.

   — К несчастью, — снова продолжила она, будто разговаривая сама с собою, — я вовсе не думаю более о господине де Сент-Андре… Увы, я не могу сказать вам больше. Мне должно хранить тайну… Догадываюсь, что мое поведение покажется вам весьма странным. Но нет, сударь, у меня нет любовника… Во всяком случае, пока… Не сомневаюсь, что на то была воля Божья, и вы не можете себе представить, как благодарна я вам…

   — Вам не за что благодарить меня, мадам…

   — Нет, вы неправильно меня поняли. Я испытываю к вам живейшую благодарность, ибо это, конечно, сам Господь прислал вас ко мне на помощь.

   Кавалер де Мобре опустил голову и вздохнул.

   Мари рукою, которая свешивалась с гамака, взяла его за руку и продолжила:

   — Вы ведь удивлены, не так ли? Вы воображали, будто я стану хитрить с вами, сочинять какие-нибудь небылицы?.. Но нет, я не так глупа! Поверьте, ведь я прекрасно знаю, что вы видели меня в объятьях губернатора…

   — О мадам! — проговорил кавалер. — Я не жду от вас — никаких исповедей. Я явился сюда только затем, чтобы передать вам послание от вашего мужа, вот и все…

   — Я знаю, — ответила она, — однако есть люди, чье мнение нам безразлично, а есть другие, чьим уважением мы дорожим. Вот вы, кавалер, как раз из тех. Именно потому, что вы явились в нужный момент, вы дали мне возможность остаться самой собой. Благодаря вам я избежала большой беды, за которую корила бы себя всю жизнь… Если бы вы вовремя не появились, я, наверное, даже не осмелилась бы более посмотреть на себя в зеркало! Однако все, что я говорю вам, возможно, ничего уже не может изменить. Должно быть, у вас уже сложилось обо мне представление силою обстоятельств, просто потому, что вы появились в момент преступной слабости с моей стороны, в момент слабости женщины одинокой, покинутой, предоставленной самой себе в этом климате, где люди, вещи и события обретают совсем иной смысл, иную ценность, чем у нас, где чувства делаются такими же знойными и обильными, как и сама природа… Да, у вас сложилось обо мне представление ложное и, конечно, не слишком-то благоприятное… Ах, сударь! Мне известно, что женщины вашей страны более холодны, во всяком случае, они лучше могут противостоять этому знойному солнцу, этой широте, которая придает всему такие нелепые размеры…

   — Замолчите, мадам! — воскликнул кавалер каким-то вдруг переменившимся серьезным, резким тоном. — Замолчите, прошу вас… Вы ведь не знаете меня… Нет, вы не знаете, что за существо кроется за внешностью художника флота его величества, который рисует сцены битв и абордажей! За обличьем живописца идиллических сцен, о которых я говорил вам, скрывается самый развращенный человек на этой земле!

   — Да полно вам, кавалер! Вижу, вы к тому же еще и мастер рисовать все в черном свете! Вам ни за что не удастся убедить меня, будто за той внешностью, какую я вижу сейчас перед глазами, действительно скрывается этакий злодей!

   — Напрасно вы мне не верите… — как-то хрипло изрек он.