— Охотно вам верю, — отозвался монах. — Я привык судить о людях по их лицам, а на вашем написаны воля и решительность.

   — Отлично сказано! — вскричал бывший пират. — И за эти ваши речи, которые могли слететь с уст только человека почтенного и справедливого, сделайте одолжение, ловите-ка эту тыквенную калебасу да глотните оттуда немного доброго французского вина…

   — Пресвятые силы небесные! — проговорил монах. — Вот видите, сын мой, какие хорошие слова вы можете говорить, когда захотите! В голове у меня гудит, ноги плохо держат, но вы увидите, как все это мигом исчезнет, словно по мановению ока!

   Теперь Жюли сквозь ветки кустарника уже могла видеть эту пару. Ив, в расстегнутом камзоле, положив рядом свою шпагу и пистолеты, водил по волнам длиннющей тростниковой удочкой. На противоположном берегу речки, прямо напротив него, сидел еще один человек, тоже поджидая рыбку. Однако надо было слышать, как Ив называл его монахом,чтобы распознать в этом живописном рыбаке лицо духовного звания, ибо грудь у него была совершенно голая. Сутана его, аккуратно сложенная, лежала в двух шагах на траве, подле сумки, которая время от времени трепыхалась от каких-то толчков изнутри, — свидетельство, что монах был искусным рыбаком.

   Монах отложил удочку, протянул руки и с большой ловкостью поймал калебасу. Потом приник к горлышку, да так надолго, что Жюли уж было подумала, что он осушит все содержимое. Капли розового вина текли по его груди, поросшей густыми волосами. Однако он все же остановился, вытер тыльной стороной ладони бороду и кинул драгоценный сосуд на противоположный берег, где Ив поймал его, продемонстрировав ничуть не меньше проворства.

   Францисканец прищелкнул языком и продолжил:

   — Ваши мятежники, сын мой, пусть только попробуют поджечь мою часовню! Дьявол меня забери, если я не тот человек, что может справиться с дюжиной из них!

   — Уж не богохульствуете ли вы ненароком, святой отшельник, или мне послышалось? — с насмешкой поинтересовался Ив.

   — Клянусь Святым Георгием и драконом в придачу, сын мой, что, когда на моих плечах нет духовного облачения, нет и тонзуры! А когда речь идет о делах добрых и богоугодных, во славу Господа нашего и генерала, то я могу сквернословить почище любого матроса, плавающего под черным флагом!

   — Ладно-ладно, монах! Успокойтесь! — проговорил Ив. — Стоит вам приложиться к винной бутылочке, и вы начинаете поднимать не меньше шума, чем целый монастырь!.. И даже не видите, что тем временем рыба сжирает конец вашей удочки!

   Жюли сочла, что уже довольно наслушалась, раздвинула ветки, с легкостью прыгнула и оказалась подле Ива.

   — Тысяча чертей! — воскликнул он, явно застигнутый врасплох, выпустив из рук удочку и бросаясь к пистолетам. — Тысяча чертей!

   Однако он так и не осуществил своего намерения, ибо тотчас же узнал прелестную служанку, и лицо его озарила сластолюбивая улыбка.

   — Слава Богу! — радостно вскричал он. — Милая детка, вы самый приятный приз, который я получил за весь этот день!

   Он торопливо застегнул камзол, многообещающе похлопал себя по груди и, похоже, напрочь позабыл про монаха-францисканца, который с тревожным удивлением взирал на парочку.

   — Месье Лефор, — обратилась к нему Жюли, — я приехала из Замка На Горе, чтобы увидеться с вами…

   Лефор разважничался пуще прежнего.