|
Он покупал портсигар из золота и серебра, но курил дешевые сигареты. Он был простонароден. И то, что он взял к себе Одиль, девушку из зала, служанку, говорило, вероятно, о том, что она была еще более простонародна, чем он. Впрочем, он взял ее с вызовом, чтобы показать своей последней, слишком требовательной любовнице, от которой хотел избавиться, что ни во что не ставит женщин. - С "Жанной" все улаживается? - наслаждаясь своей ленью, спросила Одиль. Она могла бы говорить все время! За те шесть месяцев, что они жили вместе, она должна была бы понять, что он редко утруждал себя ответами. Ей ничего не оставалось, как следовать за ним, когда он ее куда-то вел, молча сидеть в углу, когда он играл или болтал с друзьями. Лишь бы он хоть иногда похлопал ее по плечу, как бы признавая, что Одиль славная подружка. Тем не менее именно он спросил ее, завязывая шнурки: - Сколько ей лет? - Мари? Постой-ка... Между нами был еще малыш, который умер... Он был года на два с половиной младше меня... Так, а между ним и Мари... Ей сейчас семнадцать с половиной... Она тебе что-нибудь поручала для меня? - Нет. - А почему она не хочет переезжать в Шербур? - Я-то откуда знаю? И он, закончив одеваться, посмотрел с удовлетворением в зеркало и, не поцеловав Одиль, бросил: - До вечера! Он знал, что она не станет портить себе кровь из-за такой малости и что даже в полдень ее можно снова увидеть спящей. Спустившись вниз, он прихватил часть денег из кассового ящика, задал несколько вопросов управляющему и спустился с ним в погреб, чтобы взглянуть на бочки с только что прибывшим пивом, уделил некоторое время каменному полу, требовавшему ремонта, а потом, уже на набережной, занялся плохо повешенной киноафишей. Шел мелкий, пронизывающий дождь. Серая мостовая покрылась тонким слоем черной грязи и отпечатками колес и башмаков. На морском вокзале виднелись две наклонные трубы немецкого пакетбота, который ожидал поезда с пассажирами, собирающимися за океан. Шателар вошел в гараж, сел в машину, по пути один раз остановился, потому что забыл подписать страховой полис, а потом, под стук "дворников" на лобовом стекле, на полчаса "отдался безмятежному покою за рулем. Это начинало походить на некий обряд. Часам к одиннадцати - половине двенадцатого он приезжал в Портан-Бессен, который теперь запросто, на местный манер, называл Порт. Он знал часы приливов, знал, увидит ли суда погруженными в густой ил или уже на плаву среди муаровых пятен мазута. Он узнавал свою "Жанну", стоящую точно напротив мастерской судового механика Жакина: на палубе всегда толпились люди. Но он не останавливался. Из машины он выходил лишь у дверей "Морского кафе", куда влетал, как заметил хозяин, подобно порыву ветра, не закрывая за собой дверь. - Привет! Он не говорил "здравствуйте", только "привет", и никогда не снимал шляпу, даже вечером в кинотеатре, когда ему приходилось разговаривать с дамами. Он снисходил лишь до того, чтобы сдвинуть шляпу чуть назад. - Мари нет? - Она убирает в комнатах... Он знал это, но не мог удержаться от вопроса. В этот час в кафе еще никого не было, ресторанный зал, находящийся рядом, совсем пустовал, и хозяин, как обычно, прилежно составлял меню, отправляясь иногда на кухню, чтобы что-нибудь уточнить. |
