— Лопнул! — торжественно объявил Петрик. — Мама сказала, что лопнет… так и есть!

— Петрик Николаев, — с ужасом вскрикнула Клавдия Сергеевна, — кто тебя? Весь глаз распух…

— Сам! — воскликнул Петрик.

— А какой синяк! — с завистливым восхищением прошептал Опанас.

По дороге домой синяк много раз менял цвета и оттенки. У самого дома он стал сиренево-розовым с желтоватыми переливами.

Когда мама открыла дверь и увидела своего Петрика, с ней чуть обморок не сделался.

— Что с тобой? Что с тобой? Что с тобой? — только и могла она пролепетать.

— Вот, — сказал Петрик, показывая портфель, — все-таки лопнул! — И с гордым самодовольством прибавил, прищуривая распухший глаз: — Это я сам!

Опанаса, принесшего в своем портфеле подобранное имущество Петрика, грызла черная зависть: какой синяк!

Так закончился их первый школьный день.

Глава пятая. Рыженький мальчик

Петрик даже представить себе не мог, как интересно учиться в школе. Все, решительно все было так важно и полно значения!

Например, тетради. Каждому первокласснику полагалось пять тетрадок. Не больше и не меньше, а именно пять. На каждой было написано имя ученика, фамилия ученика, в каком он классе и даже в какой школе. Одним словом, полная биография.

Затем — при каждой тетрадке полагалась своя собственная промокашка. Розовая, или бежевая, или обыкновенная серенькая. Причем эта промокашка не просто лежала между листами тетради — она держалась на какой-нибудь превосходной цветной ленточке.

Уже через несколько дней Опанас и Петрик получили важную общественную нагрузку. Они должны были вырезать из разноцветной бумаги множество кружков величиной с двухкопеечную монету. Этими кружками все ребята приклеивали ленточки к промокашкам.

Теперь все ленточки от конфетных коробок Петрик брал себе. Он их хорошенько слюнявил, разглаживал на карандаше и только тогда отдавал одной девочке из их класса, Вале Петровой. Эта Валя Петрова считалась ответственной по ленточкам и тетрадкам в первом класс. А». И если кому-нибудь из ребят нужно было приклеить ленточку к новой промокашке, следовало обращаться именно к Вале Петровой, а не к кому-нибудь другому.

А как интересно было на уроках! Скажем, на уроке письма.

Во-первых, писать приходилось чернилами.

Во-вторых, нужно было очень следить, чтобы с пера на тетрадку не шлепнулась клякса.

В-третьих, писать необходимо было не как-нибудь, а очень аккуратно, по косым линеечкам, и чтоб каждая буква стояла навытяжку, руки по швам, как на параде.

И, наконец, самое главное и что было труднее всего — писать полагалось с нажимом.

Ого, этот нажим! Прямо удивительные вещи делал этот нажим.

Например, кружок. Без нажима — никакого вида. Просто кружок, как кружок. Но стоит только сделать крепкий нажим на одной стороне этого кружка — и сразу получается великолепнейшая буква «о»!

Даже самая простая палочка с нажимом получала вид.

А на уроках чтения!

Петрик и раньше умел читать. Просто научился сам по себе и читал даже целые книги. Но в классе это же было совсем другое дело!

Ведь подумать только, как мало на свете букв, а сколько из них разных слов может получиться.

Ма-ма. Ра-ма.

Па-па. Ла-па.

Лам-па.

На уроках арифметики Клавдия Сергеевна часто вызывала к доске.

От десяти отнять семь, сколько будет? Очень просто. Можно даже на пальцах сосчитать. Три!

Но какое же могло быть сравнение, когда это нужно было делать на доске! Мел падал на пол. Его приходилось поднимать. Пальцы становились совершенно белыми, будто их нарочно окунули в зубной порошок.