А вдруг мурза узнает?
— Все мурза да мурза! — крикнул Топкай.— Мы, как овцы, ша¬рахаемся по сторонам при одном его имени. Мужчины мы или нет? Пора сказать нам свое слово — вон сколько нас! Мы отдаем ему ясак, пусть не мешает нам жить, как мы хотим. Земля здесь наша, н мы будем родить на ней хлеб!
— А если придут воины Япанчи и потопчут все наши посевы?
— Если сломают хребет каждому, кто ослушался? Что тогда?
— Кто это говорит такие слова? — Чка поднялся.— Я не узнаю моих сынов и внуков. Есть великая правда на свете: каждый че¬ловек волен брать от земли все, что она может дать. Боги помогут нам отстоять эту правду от жестокого и несправедливого мурзы.
— Дай я скажу, отец,—Топкай вскочил на пенек.— Мужчины, слушайте! Нас тут сорок патыров, у каждого нож и стрелы. А ес¬ли поднять всех наших людей, если послать ходоков в соседние илемы, можно набрать три сотни человек. Неужели мы не защитим себя?
— Защитим, Топкай! — раздались голоса.
— В обиду себя не дадим!
— Ты зря сказал — мы не овечки!
— Я это же говорю. Надо идти к людям на Корак-иксу и при¬нять их в свою семью. Надо самим родить хлеб.
— Да будет так,— сказал Чка, подняв руки над головой.
Ешка все лето помогал старикам добывать мед. Санька подру¬жился с Ургашем, и они все дни пропадали в лесу, на охоте. Ни¬когда ранее столь удачной охоты Санька не видывал. Леса были полны зверьем: белки, лисы, куницы, а к осени пошел черный со¬боль. Не было такого дня, чтобы Санька не натянул на рогульки десятка полтора шкурок. Ургаш и другие охотники добывали шкур еще больше. Мясо сушили впрок. Летом еду давала речка. Шигонька с Топкаем пристрастились к рыбной ловле и все дни проводили на реке.
Ирина помогала женщинам руэма в их обычных домашних делах.
Уходя на охоту, на рыбную ловлю, люди проходили мимо полян и радовались. Невиданное дело: овес вымахал до пояса, стоял гу¬сто, отливаясь темно-зеленой волной. Потом начал исподволь жел¬теть.
Убирали урожай всем руэмом.
Санька и Шигонька дивились, глядя на вороха обмолоченного зерна. Половину оставили на семена, остальное разделили поровну на каждое кудо. Пусть всем досталось не так уж много, но это был свой хлеб, за который не нужно было платить шкурками, медом и мясом.
Праздник первого урожая был самым веселым и продолжи¬тельным. Гуляли пять дней. Бабы мололи зерно на каменных жер¬новах, пекли пышные блины, Ешка приготовил острую, хмельную медовщину, нажарили много мяса и рыбы, всего понемногу при¬несли в жертву богам, а потом вышли на поляну.
Среди старых песен появилась новая. Ее пели девушки, и она, вероятно, родилась тут же, на этом празднике.
Мы неделю вымеряли,
Мы неделю корчевали,
На расчищенной поляне Вырос хлеб.
А мы сеяли его,
И растили мы его —
Убирать тот хлеб придется Тоже нам.
И муки всем нынче хватит —
К свадьбам, к праздникам, к блинам —
Всем невестам, женихам]
Там, где Шуля впадает в реку, которая течет к илему охотника Кундыша, находилась земля татарина Абаса. Какая злая судьба занесла предков Абаса в эти глухие места, никто не помнит. Мо¬жет, нарочно послали сюда мурзы своих подданных соплеменни¬ков, чтобы те помогали им держать в повиновении черемисов—кто знает? Может, сами убежали от гнева жестокого властелина, мо-жет, изгнали их татары из своих улусов за какую-нибудь вину. Не¬известно, как жили между собой предки Абаса и первые чкаруэм- цы, но теперь соседи живут дружно. |