—     Это кто поедет в Свияжск? — раздался голос Палати, на этот раз с печки.

—     Мы, — простодушно ответил Санька.

—     Ты поезжай хоть в тартарары, а князь будет сидеть дома до первых морозов. Разве для того я его выходила, чтобы он сызнова простыл да и умер?! Да с такой раной, да в такой дальний путь — мыслимо ли дело?

—     Ты, старая, не забывай, — Ешка погрозил пальцем в сторо¬ну печки. — У князя на плечах вся земля горная, ему около твоего сарафана сидеть негоже.

—     С этими мужиками одно горе, — ворчала Палата, слезая с печки. — Ну чево расселся, рыжая сатана? В дорогу собирайся!

—     Да я-то куда?

—     Неужто ты думаешь, что хворого без своего догляду отпу¬щу? Вместе со всеми поедем!

Свияжский воевода Петр Шуйский (племянник Александра Горбатого-Шуйского) как узнал, что Мамич-Берды стал ханом, сразу забеспокоился. Он помнил, что воевода Салтыков погиб из-за Мамич-Берды, и потому этого лесного разбойника сильно по¬баивался. Он сразу запросил из Казани два полка и передал на¬каз горному полку, чтобы быть настороже. Гонец из Елае привез неутешительную весть: воевода Акпарс тяжело ранен и болен, может и умереть. Не успел Шуйский отправить второго гонца, а Акпарс — неожиданно сам на дворе. Шуйский с Акпарсом встре¬чался не часто, но уже успел полюбить его за простоту, за муд-рость и справедливость. Из всех инородцев, перешедших на служ¬бу к русским, он верил только одному Акпарсу.

После ласковой встречи и разговоров о том, о сем приступили к деловой беседе.

— Что про самозваного хана скажешь? — спросил князь.— Я, грешным делом, Акрама не боялся, а этого Бердея зело опаса¬юсь. Чалым он взял, того и гляди на Еласы ударит. А там, гля¬дишь,—и на Свияжск. Может, сего ждать не следует, а нам самим еще раз на Чалым?..—Князь трахнул кулаком по столу.

—     Прости, князь, но ты забываешь, что горный полк не про¬стой полк. Там воины—черемисы. Против своих они воевать не пойдут. Я их собрал только для того, чтобы помочь царю Казань повоевать, и теперь они по домам просятся. Война всем надоела.

—     Что же делать, по-твоему?

—     Распустить полк.

—     Да ты в своем ли уме, воевода?! Совсем не о том стал го¬ворить, как в руках у Мамича побывал.

—     Не обижай меня, князь, а выслушай. Сперва наши люди так понимали: вот черемисин, вот русский, вот татарин. Русские по¬шли на татар войной, наши люди сказали: «Давайте поможем русским!» Нам татары много зла сделали. Теперь война кончи¬лась, ханов и мурз прогнали, пришли сюда русские. Ничего не изменилось — горные хоть ясак не платят, а луговые что при ха¬нах платили, то и сейчас. Вдруг появилось черемисское ханство. Ты думаешь, почему к нему много людей прикачнулось? Каждый думает: при татарах тяжело, при русских не легче — может, у Мамич-Берды будет хорошо? Все-таки свой человек—черемисин. Под пятой Али-Акрама пожили—еще хуже, чем при татарах и русских. Теперь, князь, простой черемисин выберет тот путь, где нет войны. А с Мамичем пойти—непременно воевать. И поэтому люди к Мамичу в войско не идут, и он уже начал сгонять их силой. А эго гибель для него. Он сейчас пугает луговых и арских людей на¬шим полком. Если мы пойдем на Чалым, Мамичу поверят, и снова начнут люди собираться под его руку. А распусти мы полк — войско Мамича разбежиться в неделю.

—     Истина в твоих словах есть,— сказал князь, подумав,— од¬нако риск — дело большое.