И оттуда вылезла вторая тварь.

    Аннушка наклонилась к самому уху, но Николай Степанович даже не расслышал, а догадался: «Брюс!»

    Он развёл руками: сейчас ничего не сделать! Вот выберемся - сразу начнём искать!

    Аннушка показала рукой: пометить! Оставить знак!

    Николай Степанович кивнул, вытащил нож и на пластиковой облицовке двери нацарапал руну «Гар», которую иногда использовал как одно из своих факсимиле. Теперь, если Брюс сюда доберётся, он будет знать точно, что они были здесь, и прикинет направление, в котором они могли скрыться. Заодно Николай Степанович на полу сделал несколько глубоких царапин там, где стояла карта, и поковырял глубоко, как мог, там, где стояла свеча.

    Дом встряхнуло ещё раз. Потом по небу со стороны моря пронеслось что-то огненное - и рухнуло невдалеке. Почему-то зажёгся свет, но тут же погас.

    Армен и Толик, как могли, затыкали дыру, но ветер влезал чёрт знает в какие щели. Снаружи началась настоящая метель.

    Зажигалка Николая Степановича давала слишком короткий огонёк, свеча никак не хотела заниматься.

    Армен что-то объяснял Толику, тот кивал.

    -  Закройте как следует эту дыру! И дайте мне другую зажигалку!

    Вторая тварь чем-то отличалась от пленённой, но вникать в эти отличия было некогда: пока та пыталась разобраться в ситуации, к которой, скорее всего, не была подготовлена, Шандыба навёл на неё ствол, а Шпак соединил провода. Два десятка пуль весом по шестьдесят три грамма каждая покинули ствол со скоростью пятьсот метров в секунду. Поскольку до мишени было метров двенадцать, все они хоть во что-то, да попали.

    Когда-то в небе над Германией точно такие же очереди точно таких же «Кольтов-Браунингов» разбирали на части очень крепкие самолёты «Фокке-Вульф-190». О более хрупких «Мессершмиттах» и говорить не приходилось.

    В общем, от проклятой твари осталась одна гусеница и половина корпуса, всё остальное куда-то делось. Гусеница стремительно нарезала круги, пробка из-под неё так и летела…

    Но из провала лезла следующая тварь.

    Теперь всё получилось. Свеча горела на полу, свеча горела… был день, но за стеклом бушевала свинцовая темень, летел снег, всё тряслось и содрогалось, а здесь горстка людей как зачарованные смотрели на странный, какой-то неживой огонь. Тень от свечи легла на сероватый, под металл, пластик двери… секунда, другая - и тень стала как будто плотнее, словно вдвинулась вглубь стены. Николай Степанович указал на Костю: пошёл!..

    Это было как сброс парашютистов: пошёл! пошёл! пошёл!..

    Он перенял дыру у Армена: пошёл!

    Аннушка: быссстро!..

    Сам: отпустить дыру - и, опережая порыв ветра, метнуться к открывшейся куда-то двери, успеть прыгнуть…

    И - медленное кино: во внутренний дворик на заметённый снегом холм хлама взбирается боевой робот, разворачивая свой четырёхствольный гранатомёт сюда, в сторону застрявшего лифта. Ещё один такой же робот выпрыгивает из окна второго этажа, Николай Степанович следит за ним в его замедленном полёте. Море отступило далеко, но через чудесную какую-то трубу, в которой нет ни тумана, ни снега, Николай Степанович видит высунувшуюся из воды драконью голову, украшенную золотой гривой. Дракон тоже видит Николая Степановича…

    Ещё что-то важное, жизненно важное он замечает, пролетая сквозь дверь за сплющенный миг до того, как ворвавшийся ветер задувает свечу - но тут же удар головой, искры, мягко, темно.