|
А мужики озверели – там у кого-то жена, у кого-то дочка. И давай они прессовать этих уродов, конкретно так – руками, ногами, прикладами. Если бы не Колян, наверное, забили бы, наглушняк. В общем, увели пленных тоже к воротам, а мы ломанулись дальше – там, где-то возле Сююмбике, стрельба шла густая. Колян нам всем кричит – Аслана, Аслана ищите, живьем падлу брать надо! А где его тут найдешь, когда темно, все бегают, стреляют? До утра этот цирк с конями продолжался. То там стрельба, то тут кипиш какой-то. Бабай пулю в руку словил, я о стекла порезался сильно, когда в окно залезал. Ну, и насмерть убило многих. Трупы везде валялись – и на улице, и в домах. А потом все вдруг закончилось. Тихо стало, только танк ревет внизу, возле Президентского Дворца. Там какая-то бригада «кремлевских» засела, отморозки конченые, беспредел галимый. Их долго выковыривали, блин. Гранаты уже кончились, народ устал. Тогда Колян сказал всем, что это Аслан со своим штабом. Ну, тут, понятное дело, бодрости у людей прибавилась – достали этих тварей, даже двоих живыми взяли. А Аслана нет. Он, сука, уйти успел. Через нижние ворота, откуда танк из болота в Кремль и заехал. С ним еще человек десять свалили. Ник наладился за ними ехать, а потом оказалось, что это все еще ночью случилось. Беспонтовым боевиком оказался Аслан. Зато гнидой зачетной. Так наша войнушка и закончилась. Часть третья «Бог есть любовь…» Глава первая Колонна пленных под усиленным конвоем двигается к Цирку. Позади нее устало ползет тягач, весь испещренный пулевыми отметинами. На броне сидят и лежат в разнообразных живописных позах легкораненые. Тяжелых положили в десантный отсек, там над ними колдует Цапко. Ник, на правах командира боевой машины, расположился на носу тягача, положив на колени автомат, из которого он за время ночного боя не сделал ни единого выстрела. «Администрация Казани» потерпела полный и окончательный разгром. Сорок девять человек убито, больше тридцати ранено, почти семьдесят сдались в плен или были захвачены силой, остальные попросту разбежались. Нападавшие тоже понесли жестокие потери – тридцать два мертвых тела лежат на травянистом склоне возле Спасской башни, а неподалеку от памятника Джалилю уже роют большую братскую могилу. На рассвете Бабай на правах мэра города закрепил фактический успех, юридически объявив АК преступной и запрещенной организацией. Раненый навылет в руку, он сидит тут же, на передке «маталыги», и вслух рассуждает о том, что делать с пленными. – В тюрьму их сажать? То есть кормить-поить за счет общины? Так это, едрит-трахеит, получится курорт какой-то. Похерить всё и отпустить? Где гарантия, что они обратно не возьмутся за старое, тем более что Аслана мы упустили? Да и крови кое на ком немало… – И прочих мерзостей, – вставляет Ник. – Вот именно. Значит, наказать надо. А как? Я думаю – только каторжный труд. Тяжелый, изнуряющий и каждодневный. Чтобы поняли, едрит-архимандрит, чтобы до кишок пробрало, чтоб как кони – рыдали по ночам. Что думаешь? – Все верно, – рассеяно кивает Ник. – Только вот… – Что? – Там ведь, – он показывает на грязно-зеленую колонну пленных, извивающуюся впереди, – народ разный. И вроде рядовых есть, и типа офицеры. Кто-то вообще по мобилизации попал, мне тут сказали, пятьдесят человек они собрали по всем общинам, да? – Было дело. – Ну, вот! В общем, комиссия нужна. По расследованию. А еще – охранники для тех, кого… ну, вы поняли. Каторжный труд – это хорошо, но их же, каторжников, охранять надо, а? – Полиция, короче, нужна, – резюмирует Бабай и, сморщившись, осторожно перемещает простреленную руку. – И народный суд. Едрит-трахеит, все возвращается на круги своя… – Это вы о чем? – Не обращай внимания. |
