Лиза метнула в него ненавидящий взгляд.

— А тот актер, о котором говорит весь Петербург? — Вступила в разговор Лидия Сергеевна Офросимова. Как же его…

— Вы, верно, имеете в виду Алексея Кузминского? — внезапно оживившись, уточнил Донской. — Он действительно хорош! Не переигрывает, чем грешат многие его собратья. И, кажется, действительно понимает то, что играет. По-видимому, совсем не глуп. А красив так, что невольно возникает предположение, нет ли в нем благородной крови.

Изумленного Лизиного взгляда он не заметил. Графиня Донская неожиданно прервала сына:

— Внешняя смазливость, Петруша, еще не признак благородного происхождения.

Николя с тревогой посмотрел на сестру, взглядом умоляя Лизу удержаться и не бросаться на защиту Кузминского. И она поняла его, опустила голову, хотя нелегко было сдерживаться.

В этот момент Николя отвлек голос, в который он влюблялся все больше.

— Вообразите себе, — оживленно делилась Натали с соседкой, — мы веселились в саду Соколовских, как дети! Играли в жмурки, танцевали, пели. Даже катались с деревянной горы. Она у них такая большая! Вы никогда не забирались на нее?

Взглянув на унылую, лошадиную физиономию той, к которой обращалась Наташа, Николя подумал, что такая девица и в двенадцать лет не знала таких радостей. Вот они с Лизой вполне могли бы составить Натали компанию. Если бы только она пригласила их… Но разве обычный провинциал может быть интересен такой потрясающей девушке? В Натали уже сейчас чувствовалась будущая светская львица. И супруга ей, конечно, подберут с именем и положением… А он? И наследство, и какое бы то ни было занятие — еще в будущем. Разве станет Натали ждать его несколько лет? Да и с чего бы ей ждать? Она даже внимания на него не обращает.

Занятый собственными переживаниями, Николя почти забыл о сестре. Лишь перед тем, как подали кофе, он взглянул на Лизу, и поразился откровенным страданием, написанным на ее лице.

«Что это с ней? — встревожился Николя. — Неужели князь чем-нибудь обидел ее?»

Но сидевший по правую руку от нее Петр Владимирович, казалось, не замечал не только Лизу, но и вообще никого. Он сидел с отсутствующим видом, ничего не видя вокруг. Пристально вглядевшись в его нездорового цвета лицо с набрякшими веками, Николя вдруг вздрогнул, пронзенный страшной догадкой: «А не морфинист ли он?!» Но поскольку вживую он этих несчастных никогда не видел и только читал о пагубном пристрастии, распространившимся в столицах Европы, Николя не счел себя вправе утверждать что-либо. Однако закравшееся подозрение уже пустило щупальца в его душу, и теперь Николя больше смотрел на князя Донского, чем на сидевшую напротив Натали.

Мгновенно уловив это, Наташа Офросимова капризно надула губки:

— А месье Перфильеву, кажется, скучно в нашей компании.

Николя мгновенно очнулся:

— Что вы, мадемуазель! Никогда еще я не бывал в столь приятном обществе.

— Но вы совсем не участвуете в разговоре! — продолжала настаивать Натали.

Он учтиво улыбнулся:

— Я только боюсь показаться вам навязчивым.

Переглянувшись с соседкой, Наташа громко прыснула:

— Вы так хорошо воспитаны, месье Перфильев! Рядом с вами чувствуешь себя неотесанной крестьянкой…

Вконец смутившись, Николя пробормотал:

— Вы были бы самой очаровательно крестьянкой на свете! А среди них встречаются прехорошенькие…

— Ого! — У нее так и взлетели брови. — Да вы, месье Перфильев, большой знаток… простолюдинок?

— Если вы имеете в виду женщин, воспетых господином Некрасовым, то — да.