На основании введенных в компьютер данных был получен объемный портрет, представляющий любые ракурсы лица женщины.
Когда пациентка уснула, погрузившись в бездны наркоза, и бригада анестезиологов дала «добро», профессор Салливен скомандовал: «Начали! Да поможет нам Дева Мария!»
Оба хирурга одновременно взглянули на экран компьютера, с которого на них смотрела очаровательная молодая женщина с синими глазами и копной разметанных ветром каштановых волос.
Заместитель Дика Уэлси делал все возможное, чтобы помочь новому шефу. Но часто Берту хотелось бежать подальше от этого шикарного кабинета и проблем, в которых он разбирался не лучше собственной секретарши.
Когда капитан Лухас из Валенсии попросил его приехать, Берт обрадовался. Он горячо благодарил капитана и судьбу и, лишь опустив трубку, понял, что радуется необходимости оторваться от дел, а не возможности вновь обрести Мону.
Он довольно просто смирился с мыслью о потере жены и принял решение: с начала следующего года он официально признает себя вдовцом. Восемь месяцев – достаточный срок, чтобы понять: не возвращается тот, кто не может или не хочет вернуться.
Время, прошедшее после турнира в Барселоне, оказалось настолько напряженным, что у Берта не оставалось сил даже для личных эмоций. Пропажа жены, лечение в клинике, смерть отца, лавина обрушившихся проблем, связанных с руководством компанией, мешали ему задумываться над собственной жизнью.
Как никогда, Берт чувствовал себя одиноким и злым. Он не собирался прощать Клер и не верил, что Мона мертва.
– Мы обнаружили в одной из частных клиник женщину, похожую по описанию на миссис Барроу. – Сказал капитан. – Она была сильно изувечена и не помнила ничего, что с ней произошло. За пределами досягаемости памяти больной оставалось и все ее прошлое.
– Откуда же вы взяли, что эта женщина – моя жена?
– Из ее собственных утверждений. Уже два месяца она находится на излечении в клинике «Тесса» и называет себя Моной Барроу.
– Благодарю вас, капитан. Завтра же вылетаю.
Миссис Барроу аккуратно соблюдала все предписания докторов, ничего не требовала и терпеливо сносила физические и душевные муки, связанные с сеансами психотерапии. На этих сеансах невропатологу удавалось раз за разом все глубже внедряться в память пациентки, выуживая из нее информацию о прошлой жизни. Она охотно, но очень немногословно рассказала о победах своего мужа и его многочисленных травмах, а также о том, что часто бывала несправедлива по отношению к Берту, его друзьям и профессии. От помощи гипноза в восстановлении отдельных моментов ее прошлого Мона категорически отказалась.
– Я помню все, что хотела бы вспомнить. Согласитесь, доктор, вы бы и сами не отказались вымарать кое-что из своей памяти. Как и любой другой человек. Будем считать, что мне повезло, – сказала она.
Когда миссис Барроу сообщили, что ее муж отрекся от гоночного спорта ради сохранения ее душевного спокойствия, она очень погрустнела. «Берт очень хороший муж. Любая может позавидовать мне», – заметила она и промолчала целый день.
Салливен не помнил, чтобы судьба какого-то пациента вызывала такой интерес у персонала клиники. За состоянием больной из палаты № 9 следили не менее внимательно, чем за развитием сюжета популярного телесериала.
Просмотрев еще раз кассету с первым фильмом Моны Барроу «Молчание», Фернандес решил, что психика молодой женщины была не совсем в порядке уже в те времена – девять лет назад. Зато ее лицо он теперь мог бы узнать из тысячи хорошеньких женщин.
И вот наступил день, которого обычно с трепетом ожидают все пациенты, сделавшие лицевую пластику. Заботясь о своей внешности, они совсем не думают о том, что снятие повязки – ответственный экзамен для хирурга. |