– Нет… Не могу утверждать. Я запуталась… Я совсем запуталась… Можно мне немного поспать? – Она посмотрела на Салливена как загнанный зверь.

– Не волнуйтесь, уважаемая, вы будете спать, сколько пожелаете. – Вызвав сестру, профессор попросил ее увести больную.

– Ну, что, капитан? Кажется, мы, наконец, можем приступить к реконструкции лицевых тканей. Больше тянуть нельзя. Иначе ей придется вторично пройти через все мучения, испытав к тому же ужас встречи со своим изуродованным лицом! Пока его скрывают бинты. Но скажу вам, Лухас, зрелище не для слабонервных. – Профессор пристально посмотрел на капитана. – Кроме подозрений, что это миссис Морис, у вас нет других вариантов?

– Увы, поиски пропавших женщин со схожими данными не увенчались успехом. Мы отправили запрос в международное бюро информации, приложив отпечатки пальцев. Дактилоскопия ничего не дала. Эта свалившаяся с самолета крошка никогда не снимала отпечатков. И, похоже, она единственный подходящий вариант.

– А почему вы исключили Мону Барроу?

– У нас имеется, по крайней мере, три несоответствия. Во-первых, актриса с детства страдает весьма специфическим нервным расстройством, симптомы которого ваш специалист вряд ли мог не заметить. Во-вторых, у нее явно выраженная наркотическая зависимость. И, третье, – у сеньоры Барроу голубые глаза и прямые каштановые волосы.

– Вы позволите, капитан, опротестовать ваши аргументы? – Салливен взял из вазы миндальное печенье и аккуратно положил в рот. – Простите, я пропустил обед. И, пожалуйста, не стесняйтесь – кофе, чай?

Капитан отрицательно покачал головой. Он привык не есть сутками, и уж если сейчас и перехватил бы что-нибудь, то, конечно, не сладости.

– Так вот, – продолжил профессор, – психическое состояние больной в данный момент не дает возможности выявить хронические нервные заболевания. Все это время больная получает инъекции седативных и обезболивающих препаратов. Это не позволяет судить о степени ее зависимости от наркотиков. Можно лишь отметить, что в больших дозах ее организм не нуждается. Что касается волос и глаз, то это вопрос специального исследования. Здесь нельзя полагаться на визуальные данные. Сеньора Барроу актриса, а следовательно, любит экспериментировать со своей внешностью. Цветные линзы способны менять окрас радужки, а уж волосы – это совсем иллюзорная примета.

– У Моны Барроу природный голубой цвет глаз и гладкие каштановые волосы. Это указано в досье, полученном из клиники, где она проходила длительное лечение. А у вашей пациентки, насколько я понял, глаза серые и волосы, как вы отметили, – светлые вьющиеся.

– Я понимаю, капитан, что для идентификации волос требуется специальная экспертиза. В данном случае мы могли бы полагаться лишь на показания личного парикмахера или близких людей. Вероятно, мы должны были пригласить сюда мужей обеих подозреваемых нами сеньор. Но мне известно, что журналист Морис находится на линии фронта где-то в Сербии или России, а гонщик прикован к кровати после травм на трассе в Барселоне. – Салливен строго посмотрел на Лухаса. – Хочу еще раз подчеркнуть, уважаемый капитан, что затягивать реконструктивную операцию – медицинское преступление.

– Я вижу, вы пришли к какому-то решению, профессор.

– Да. Как профессионал, я привык брать ответственность на себя. Иногда от этого зависит жизнь пациента и репутация врача… Женщина признала себя Моной. И это, надеюсь, вы зафиксируете в протоколе допроса. А у меня имеется и более веское основание. Известно, что миссис Морис страдала параличом в течение десяти лет.