|
.. -- А вот я тебя вывести велю отсюда! -- строго сказал сторож. -- Куда же? Зачем? -- На улицу. Чтобы ты не орал... Букин осмотрел всех и негромко проговорил: -- Им главное, чтобы люди молчали... -- А ты как думал?! -- крикнул старик строго и грубо. Букин развел руками и стал говорить тише: -- И опять же, почему не допущен на суд народ, а только родные? Ежели ты судишь справедливо, ты суди при всех -- чего бояться? Самойлов повторил, но уже громче: -- Суд не по совести, это верно!.. Матери хотелось сказать ему то, что она слышала от Николая о незаконности суда, но она плохо поняла это и частью позабыла слова. Стараясь вспомнить их, она отодвинулась в сторону от людей и заметила, что на нее смотрит какой-то молодой человек со светлыми усами. Правую руку он держал в кармане брюк, от этого его левое плечо было ниже, и эта особенность фигуры показалась знакомой матери. Но он повернулся к ней спиной, а она была озабочена воспоминаниями и тотчас же забыла о нем. Но через минуту слуха ее коснулся негромкий вопрос: -- Эта? И кто-то громче, радостно ответил: -- Да! Она оглянулась. Человек с косыми плечами стоял боком к ней и что-то говорил своему соседу, чернобородому парню в коротком пальто и в сапогах по колено. Снова память ее беспокойно вздрогнула, но не создала ничего ясного. В груди ее повелительно разгоралось желание говорить людям о правде сына, ей хотелось слышать, что скажут люди против этой правды, хотелось по их словам догадаться о решении суда. -- Разве так судят? -- осторожно и негромко начала она, обращаясь к Сизову. -- Допытываются о том -- что кем сделано, а зачем сделано -- не спрашивают. И старые они все, молодых -- молодым судить надо... -- Да, -- сказал Сизов, -- трудно нам понять это дело, трудно! -- И задумчиво покачал головой. Сторож, открыв дверь зала, крикнул: -- Родственники! Показывай билеты... Угрюмый голос неторопливо проговорил: -- Билеты, -- словно в цирк! Во всех людях теперь чувствовалось глухое раздражение, смутный задор, они стали держаться развязнее, шумели, спорили со сторожами. XXV Усаживаясь на скамью, Сизов что-то ворчал. -- Ты что? -- спросила мать. -- Так! Дурак народ... Позвонил колокольчик. Кто-то равнодушно объявил: -- Суд идет... Снова все встали, и снова, в том же порядке, вошли судьи, уселись. Ввели подсудимых. -- Держись! -- шепнул Сизов. -- Прокурор говорить будет. Мать вытянула шею, всем телом подалась вперед и замерла в новом ожидании страшного. Стоя боком к судьям, повернув к ним голову, опираясь локтем на конторку, прокурор вздохнул и, отрывисто взмахивая в воздухе правой рукой, заговорил. |
