Нет, шут неправ. Нельзя жертвовать жизнью ради посмертной памяти о себе. Во всяком случае, не так, не из‑за стремления к пустой славе. Слава – это такая же мелкая разменная монета, как богатство. Радоваться этому можно, но стремиться, принося в жертву самого себя, – нет.

Рафи больше не хотел быть легендой. Он хотел видеть звездное небо. И чувствовать тепло Вероники рядом и запах жимолости…

Словно в ответ на его мысли, в дверь тихо постучали.

Рафи приподнялся на локте.

– Это ты, Вероника?

Дверь открылась. Девушка, воровато оглянувшись, скользнула в темную комнату и прикрыла дверь.

– Если отец узнает… Тебе не поздоровится, – хихикнула она и присела рядом с Рафи.

– Я думал о тебе, – сказал юноша.

– Да? И что же ты думал? Надеюсь, только хорошее?

– Ну… – Рафи было очень трудно. Он никогда не говорил на подобные темы с девушками. – Я думал, что было бы хорошо видеть и быть с тобой. Понимаешь? Быть вместе… Ну… Как это сказать?..

Рафи мучительно краснел и заикался. Найти нужные слова оказалось очень непросто. Он даже не ожидал, что это будет так трудно.

– Я понимаю, Рафи, – тихо ответила Вероника. – Но… Как бы… В общем, давай просто будем друзьями, как раньше. Слишком поздно что‑либо менять. Я долго ждала, когда ты, наконец, поймешь… Но ты не хотел… А сейчас уже поздно…

– Почему?

– Я полюбила Мигеля, – сказала Вероника.

Рафи показалось, что в него на всей скорости врезался торо. Хотя он и предполагал нечто подобное, услышать это от самой Вероники оказалось почти что неожиданностью.

Удар был настолько сокрушительным, что Рафи потерял дар речи.

– Поэтому я и пришла к тебе. Хочу попросить, чтобы ты не заставлял его нарушать слово. Ну, я про того человека. Он тебе говорил, что, если нарушит клятву, его жизнь будет в опасности?

Рафи машинально кивнул. Он плохо понимал, что она говорит. Просто уловил вопросительную интонацию.

– Я не хочу, чтобы с ним случилось что‑нибудь плохое. Прошу тебя, не спрашивай его ни о чем. Пожалуйста…

– А как же я? – Рафи с трудом разлепил пересохшие губы.

– Не знаю, – пожала плечами Вероника. – Мне очень жаль, но я не знаю, как быть тебе… Может быть, ты встретишь кого‑нибудь другого, кто знает о том человеке… Может, найдешь его сам…

– Я не об этом… Как же я буду без тебя?

– Почему без меня? Я ведь не ухожу из цирка. И Мигель отправляется с нами… Отец не очень хотел брать его, но тот пообещал, что будет делать то, что нравится зрителям… Так что мы будем путешествовать вместе. Дружба останется дружбой…

– Я не хочу быть твоим другом. Вероника! Я хочу… Я хочу…

– Нет, – Вероника мягко накрыла руку Рафи ладонью. – Не надо. Слишком поздно… Да и ни к чему это.

– Но…

– Нет, – уже твердо ответила девушка. – Не делай того, о чем потом будет стыдно вспоминать. Ты же мужчина. Как ты можешь выпрашивать у женщины взаимность?

– Я не выпрашиваю, – тихо сказал Рафи.

Вероника была права, он вел себя недостойно. Но как же тяжело было сейчас оставаться спокойным… Ему хотелось кричать, плакать, умолять… Но этого он себе позволить не мог. Оставалось лишь дождаться, когда она уйдет. Потом можно будет дать волю чувствам. Но только когда он останется один. Один. На глаза Рафи набежали слезы. Он отвернулся, надеясь, что в темноте Вероника ничего не заметила.

– Ты права.