Вероника с Мигелем пришли к нему сразу после боя. Он сидел разгоряченный, в одной рубахе, и с закрытыми глазами снова и снова вспоминал свой триумф.

– Ты просто молодец, Рафи! – Вероника обняла его и поцеловала в щеку.

Аромат жимолости… Сердце Рафи забилось быстрее.

– Вероника права, – послышался голос Мигеля. – Отличное выступление. Они чуть с ума не сошли от восторга. В который раз тебе скажу: ты делаешь невозможное, маленький матадор.

Рафи показалось, что в голосе Мигеля мелькнула насмешка. Едва уловимая, скорее, легкий намек на нее. Но этого было достаточно, чтобы Рафи вернулся с небес на землю.

– Спасибо, – сухо сказал он.

– Правда, мне очень понравилось… Я забыл о том, что ты ничего не видишь. Почти безупречная работа.

– Почти?

– Конечно. Ты бы смог быть безупречным, если бы видел… Но безупречность не так уж и хороша, Рафи. В ней нет жизни.

– Опять твои загадки, – недовольно сказал юноша.

– Ты опять мрачнеешь, Рафи, – мягко произнесла Вероника. И добавила, обращаясь к Мигелю. – Он странный в последнее время.

– Да я вижу.

– Со мной все в порядке, – Рафи почувствовал, что начинает злиться. Это его удивило. Он никогда не думал, что сможет испытывать злость по отношению к своему другу и девушке, которая... которая была не просто другом. Так ему хотелось думать теперь, после того как она произнесла «мы с Мигелем».

Он не думал, что когда‑нибудь сможет разозлиться на самых близких ему людей, но тем не менее разозлился. Вернее, он думал, что это злость. На самом деле, Рафи испытал чувство, неведомое ему до сих пор. Это была самая обыкновенная ревность, в которой он не мог признаться даже самому себе. Не мог осознать, что ревнует. И чтобы хоть как‑то объяснить внезапное желание схватить Мигеля за лацканы и вытолкать вон из комнаты, чтобы тот оказался как можно дальше от Вероники, Рафи пришлось убедить себя, что он попросту разозлился. Так было проще и понятнее.

– Ну ладно, ладно, – примирительно сказал Мигель. – Все в порядке, так все в порядке. Я всего лишь хотел сказать, что ты здорово дрался. И нечего яриться из‑за пустяков. Мы ведь друзья?

Мигель не утверждал. Он спрашивал. От него не укрылось, что между ним и юношей что‑то произошло. Их отношения, которые были чем‑то средним между дружбой и отношениями ученика и учителя, дали трещину. Первый раз он это почувствовал, когда отказался рассказать о том, где живет старик, открывший ему новый взгляд на мир. Постепенно маленькая трещинка разрасталась. Рафи был слишком занят собой и собственной слепотой, чтобы понять, о чем ему толковал Мигель. Но простое непонимание – это полбеды. Мигель чувствовал глухое упорное сопротивление со стороны Рафи. Сопротивление, основанное на возросшем самомнении юноши– Его сильно избаловал тот кусочек славы, который он успел завоевать. И вот теперь неприкрытое раздражение в голосе и обиженно поджатые губы.

– Ну, – повторил Мигель, – мы друзья? Или хлопки бездельников так вскружили тебе голову, что ты решил завести других друзей, которые будут без устали восхищаться тобой?

– Они не бездельники, – сказал Рафи. – Большая часть из них – честные трудяги, гнущие спину дни напролет.