– Да… Твой отец сказал, что я могу стать легендой, – усмехнулся Рафи. – Если останусь слепым…

– Легендой? Может быть. Да, наверное, так и есть… Но ты не знаешь, что лучше, – быть слепой легендой или…

– Просто человеком, который может видеть.

– Да, именно это я и хотела сказать. Значит, перед тобой выбор?

– Ну да… Правда, после твоих слов я уже сомневаюсь и в том, что стоит куда‑то спешить. Ничего не знаю, – Рафи опустил голову. – Все так сложно…

–Ты справишься.

– Надеюсь.

– Главное – не спеши. Помни, что ниточка может оборваться, если ты будешь неосторожен. А сейчас спокойной ночи, матадор.

– Спокойной ночи, – устало ответил Рафи.

Несмотря на разговор с Вероникой, мрачное предчувствие не покинуло его. Наоборот, уже засыпая, он вдруг понял, что именно завтра должно что‑то произойти.

Но утро прошло как обычно. Рафи встал рано, позавтракал и провел несколько часов на заднем дворе гостиницы, в закрытом от любопытных глаз закутке, работая нал своими уже ставшими знаменитыми верониками и полуверониками. За этим занятием он почти перестал думать о своем предчувствии. В конце концов, все это может быть просто из‑за усталости.

Его третий бой должен был состояться днем. Само по себе это говорило о многом. Днем в столице выступали только самые лучшие тореро, любимцы публики, на работу которых собирался посмотреть весь город. Вечер – время для неудачников и начинающих, еще не успевших себя проявить матадоров. Первые два боя Рафи провел как раз вечером, при свете многочисленных факелов. Самому Рафи было все равно, когда выступать, хотя он знал по разговорам других эспада, что сражаться вечером не только не слишком почетно, но еще и опасно. Намного опаснее, чем днем. Дрожащий, мечущийся свет факелов играл плохую шутку с тореро. Часто они принимали колебание тени за начало атаки быка и делали неверное движение. Для слепого Рафи это не было проблемой. Но все же, когда он узнал, что выступать его пригласили днем, он обрадовался. Это означало, что столица приняла его.

Перед самым боем, когда он сидел уже одетый и готовился к выходу, к нему заглянула Вероника.

– Ну‑ка, покажи свои руки, тореро.

Рафи, улыбнувшись, протянул вперед руки. Пальцы не дрожали.

– Молодец, – сказала Вероника. – Покажи им всем! Мы с Мигелем будем болеть за тебя.

– Вы с Мигелем?

– Ну да.

В общем‑то, ничего странного в том, что Мигель пришел взглянуть на него, не было. Он приходил каждый роз. Так же как и Вероника. Но всегда они были каждый сам по себе. И тут «мы», которое, непонятно почему, неприятно кольнуло Рафи. Он так и просидел до сигнала к выходу, размышляя над этим «мы». Вернее, над тоном, которым это было сказано.

Делая шаг из‑за барьера на желтый песок арены, Рафи попытался выбросить все из головы. Но получилось у него плохо. Голос Вероники, звучавший в ушах, иногда заглушал стук копыт торо. Рафи представлял себе, как они сидят вдвоем, внимательно следя за каждым его пасе… И рука Мигеля мягко сжимает тонкие пальцы Вероники.

Из‑за этих фантазий он пару раз чуть не пропустил момент атаки быка. Рога прошли на волосок от живота юноши. Но публика посчитала это желанием тореро показать особенно опасную работу и наградила храброго матадора долгими аплодисментами и подбадривающим «оле!». Сам же Рафи, чувствуя неприятный холодок внизу живота, огромным усилием воли заставил себя избавиться от посторонних мыслей. Не хватало еще быть поднятым на рога из‑за глупых (или не таких уж и глупых?..) фантазий.

Он завершил бой настолько красиво, что зрители вскочили со своих мест и долго аплодировали стоя.