|
Потом вещи продавала или закладывала. В конце концов, от нее все отвернулись. Единственный человек, с которым она общалась последние месяцы, был Безак. Собственно, на нём сосредоточились все её жизненные интересы. Она чрезвычайно боялась его потерять. Но и Безак был ей под стать, даром что бывший полицейский. Он был в курсе краж и помогал сбывать вещи. Так, он заложил вещи, украденные Семеновой у соседа по гостинице, судебного рассыльного Эйсмонта — мундир и два ордера ко взысканию на 4 рубля 50 копеек каждый.
— Вы сказали «у соседа по гостинице»? Но ведь она вроде бы квартировала в доме Швидленда? — уточнил Карабчевский. — За последние четыре года Семенова сменила не менее дюжины адресов. Это были и гостиницы, и дешевые пансионы, и просто комнаты. Кстати, поэтому её кражами занимались в разных полицейских участках, и никто не подумал связать их воедино. За последние три месяца её четыре раза приводили в полицию по поводу краж, но всякий раз отпускали из-за незначительности похищенного. — Впору пожалеть об отмене телесных наказаний, — саркастически заметил Карабчевский. — Ее бы, Семенову эту, выдрать хорошенько розгами, враз бы остепенилась… — Особо замечу: весьма настораживает прямо-таки патологическая наклонность Семеновой к вранью. Чаще всего ложь не приносит ей никаких дивидендов. Складывается впечатление, что она врёт как бы «из любви к искусству», точнее, из желания придать себе вес или ореол романтизма в глазах окружающих. Излюбленные темы мистификаций: её аристократическое происхождение, необыкновенные женихи — сплошь князья, министры, миллионщики, иногда просто богатые вдовцы, но со своими пароходными компаниями и золотыми приисками. В глазах окружающих эти россказни выглядели нелепо, как детские анекдоты, и никто их всерьез не воспринимал. Окружающие безошибочно чувствовали несуразность подобных вымыслов, иногда даже в открытую потешались. Один из её недолговечных любовников, некто Немиров, как-то подтрунил над её рассказом, что она якобы дочь индийского раджи, и до такой степени вывел Семенову из себя, что она швырнула в него кофейник с кипятком. — Ошпарила? — с улыбкой полюбопытствовал адвокат. — Нет, не удалось, он оказался ловчее и успел отскочить, — так же с улыбкой ответил Алексей Иванович. — Кроме того, удалось установить, что она многократно лечилась в петербургских больницах. Вот, я составил списочек, на всякий случай, вам на память, — Шумилов протянул Николаю Платоновичу сложенный вчетверо листок. Карабчевский развернул лист и прочитал написанное: «I. 11 марта—8 мая 1878 г. Больница Св. Николая Чудотворца. 2. 8 мая — 28 июня. Петропавловская больница. Продолжение лечения. Выписана под ответственность матери. 3. 4 июля—9 июля 1879 г. Калинкинская больница. 4. 28 августа — 29 сентября 1879 г. Калинкинская больница. 5. 15 ноября—2 декабря 1880 г. Калинкинская больница. 6. 13 февраля — 7 апреля 1881 г. Александровская больница. 7. 27 апреля — 1 мая 1883 г. Калинкинская больница. 8. 3 июня — 27 июня 1883 г. Александровская больница. Тиф». — С диагнозами, сами понимаете, всё сложнее — как-никак врачебная тайна. Узнал только, что она лежала в отделениях для умственных расстройств, гинекологическом и инфекционном. При наличии полицейского запроса проблема установления диагнозов решится просто. И ещё. Я свозил её в Таврический парк и рассмотрел указанную ею скамейку, на которой она опробовала весовую гирьку. — Так, так, хорошо, что не забыли, — заинтересовался адвокат, — и что же оказалось? — Трудно сказать. |
