— Очень интересно, — пробормотал Шумилов. — Откуда же вы об этом знаете?

— Эраст, мой покойный муж… эх, принимал участие в расследовании одной хитрой аферы. Мошенник, изображавший из себя человека не от мира сего, творил чудеса всякие: мысли читал, лежал на двух стульях — затылок на одном, пятки на другом, — иглами себя колол, стекло грыз, кислоту пил соляную. Женщины в обморок от него падали, честное слово, золото-бриллианты отдавали своими руками, а потом волосы на себе рвали. Муж мой, когда всё это увидел, сам впал в немалое смущение: поразительные вещи мошенник творил. Чтобы подловить его, мой Эраст специально к специалистам по стеклу ездил на консультации.

— И что же?

Госпожа Раухвельд засмеялась:

— Они его тоже научили стекло грызть. Но только хрусталь! Сказали, оконное стекло ни в коем случае на зуб не пробовать!

— И в чем же хитрость?

— Смотрите на меня, — госпожа Раухвельд завернула нижнюю губу на зубы и сверху на них положила стакан. — Вот таким должно быть положение нижней губы, а верхние зубы при этом давят на край фужера. Стекло крошится и не режет кожи. Если под стеклом окажется губа, то пореза не избежать. Тонкий хрустальный фужер крошится на мелкие кусочки, совершенно неопасные, их можно безбоязненно набрать в рот, а потом выплюнуть, главное — рот прополоскать. Но вот дешевый трехкопеечный стакан упаси Бог вас грызть! Там свинца нет, куски получатся большие, рассекут и губы, и кожу.

— Прекрасно. Когда останусь без работы, пойду на Сенную площадь фокусником, буду фужеры из богемского стекла за полтинник разгрызать, — подытожил Шумилов. — Ну, а как он кислоту пил?

— Да очень просто, — отмахнулась госпожа Раухвельд. — На два нижних резца набрасывал петельки из толстой вощеной нитки, той, что сапожники пользуются. К этим ниткам привязывал как бы золотой стаканчик, который вводился глубоко в гортань. На язык клал кусочек сырого мяса, он предохранял его от воздействия кислоты. Кислота попадала в стаканчик и не повреждала ни пищевода, ни желудка. Что самое забавное, он даже мог говорить, хотя голос, конечно, несколько менялся из-за присутствия в горле инородного предмета. Я вас уверяю, женщины падали от этого зрелища в обморок, это не преувеличение!

— И каков же был итог карьеры этого человека? — поинтересовался Шумилов. — Неужели отправили в «места не столь отдаленные»?

— Отчего же? Напротив, направили на работу в Австрию… или Пруссию. Точно сказать не могу, более двух десятилетий прошло.

— Другими словами, Отдельный корпус жандармов нашел ему применение, — усмехнулся Шумилов.

— Нашел, нашел, без работы не остался. Так что, Алексей Иванович, богемское стекло грызть можете до самозабвения.

Шестого октября Шумилов около полудня снова вышел на прогулку. Он успел отойти от дома едва ли на сотню шагов, как рядом с ним резко остановился экипаж, из которого выскочил… Михаил Безак.

Он скалился, глядя в глаза Шумилову, и, слегка отбросив полу пальто, показал на торчавший из-за ремня револьвер.

— Господин Шумилов, у вас находится кое-что, принадлежащее мне, — возвестил он, подходя к Алексею. — Впрочем, не очень близко. Сейчас мы вместе поднимемся к вам в квартиру, и вы мне всё вернете.

— Я полагаю, неуважаемый, что вам самое время бежать в полицию с чистосердечным признанием. Это, возможно, разжалобит судью, я помогу вам с адвокатом, глядишь, вместо каторги получите обычную высылку, — как можно спокойнее ответил Шумилов.